|
01:40
ИСПОВЕДЬ САМОМУ СЕБЕ
|
|
ПОДУШКОВ Д.Л. ИСПОВЕДЬ САМОМУ СЕБЕ (Эволюция одной человеческой души на афганской войне)  Кандагар - Баку 1988-1989 г "Настоящие записи были начаты мной еще в Афганистане в 1988 году и закончены в основном в 1989. После этого я к ним не возвращался, считая. что они потеряли актуальность. Но последние события в Афганистане и в мире позволяют надеяться, что кому-либо они могут показаться интересными. Афганиская война стала катализатором многих процессов в СССР, смею утверждать и т.н. "перестройки" и множества локальных конфликтов… Сегодня в сводках снова: Кандагар, Кабул, Герат и т.д. Эта публикация - мой долг перед погибшими однокашниками. Лично для меня Афганистан на самом деле стал поворотным пунктом в жизни. Сейчас я написал бы наверное все по-другому, но сил нет возвращаться в прошлое, хотя и вспоминаю то время часто – лучшее время. Думаю, вся возможная ценность этих бессистемных записей в том, что они написаны по горячим следам. Но это именно эволюция души – жизнь души на войне. Какой-либо хроники, в общем-то, и нет… С благодарностью ко всем читателям." Вале Зубову, Сереже Черному, Игорю Семину, Сереже Лежневу, Вале Довгуле, Валере Польскому … Моим дорогим однокашникам по факультету разведки специального назначения ГРУ ГШ Рязанского воздушно-десантного командного училища выпуска 1985 года, погибшим при исполнении воинского долга в Афганистане посвящается..... “Нет... Ты ничего не имеешь права забывать. Ты не имеешь права закрывать глаза на что-либо и не имеешь права забывать что-либо, или смягчить что-либо, или искажать”. Э.Хемингуэй “По ком звонит колокол” Я должен сказать то, Что сказать страшно; то, Что сказать больно; то, Что сказать трудно; но то, Что сказать нужно. Если я промолчу- Не рухнет мирозданье, Не потечет время вспять, Но все мы станем беднее Еще на одно слово правды. ...Рассказать о большом горе, Рассказать о большой боли Рассказать о большой лжи... Только где взять слова ненависти И где взять слова любви?.. Предисловие Известная степень откровенности бывает, пожалуй, все же, только ночью... “Пиши, пиши...” - Ну что писать? Десять раз мог погибнуть, уже могло не быть. Подсознание не раз заглядывало за ту черту, но вот живу... Живу взаймы. Помнишь Ремарка? Только все наоборот - там до того, а здесь после того. Тот свет, который после ничего. Оказывается, та же жизнь, те же люди и никакого рая и ада... Так что нечего туда торопиться, совершенно нечего, там так же, как здесь - ни лучше, ни хуже. ...И был-то меньше многих, но успели снять кожу. И в этом обнаженном виде жить дальше. Или подождать, пока отрастет новая? Или не ждать? Или это была не кожа, а панцирь? А ты сейчас и здесь первозданен, как Адам... Мы были людьми - помню точно. Но что за звериный инстинкт гнал нас искать и убивать себе подобных? И почему ради груды металлолома нам приходилось оставлять на той земле души наших ребят? Шесть свечек перед иконой, олицетворяющей скорбь всех матерей мира - вот все, что я сегодня могу сделать для них. Зажечь в себе шесть кусочков света и тепла тех, кто в прежней жизни были людьми. Запомнить или забыть? Забыть боль и кровь, песок и слезы, вакханалию человеческих страстишек и неуемных желаний... Потушить в себе шесть крошечных огоньков, вычеркнуть все из памяти, завалить всем тем хламом, на который так богата наша жизнь. Не дразнить людей, не напоминать об их слабости (и силе), мелочности (и щедрости), тщеславии (и великодушии). А если все же дразнить? Ну, какая теперь разница, как все это началось? Мертвым мы мстить научились, забывая живущих. И какая разница, каким по счету был ты. Ты был брошен в эту мясорубку, потому что она вертелась и требовала человеческого мяса. И не было безумца, который взялся бы остановить ее. И все всё давно поняли, а она вертелась, и безумца не было. Самолет, на котором ты летел, сел на аэродром Кабула 17 сентября 1987 года. И с этого момента тебя уже ни на секунду не покидало чувство того, что ты находишься под постоянным прицелом чужих глаз, стволов, мыслей... Ты был старше тех, которые несли на себе основную тяжесть этой безумной войны. И в результате ты больше их увидел и понял, но это тоже будет потом. А тогда, всматриваясь впервые в очертания чужих гор, ты стал вдыхать в себя воздух, в котором столько всего было растворено! Эта уха была заварена не тобой, но и ты вдруг понял, что причастен к ней уже тем, что просто родился и живешь в это время. Ты был оптимист, но даже самые твои оптимистические прогнозы были лишь 50 на 50. Позади жизнь. Может быть вся, может быть только часть. Вот это вот может стать вехой, может эффектным (как скажут), наполненным смысла (а про себя подумают: “бессмысленным”) концом. Сколько людей до тебя уже прошли этот путь! С этого момента пойдет отсчет всех тех случайностей, которые, в конце - концов, позволяет тебе вырваться из этого жернова помятым, но живым. Все хотели того же, и ты понимал, как понимал и то, что 50 из 100 - это всего лишь три балла. Да, мы все были троечниками в этой войне - игре: и тот, кто двигал тобой, и кем двигал ты, и тот, кто думал, что двигает всеми нами... “В этой войне много бестолочи... В этой войне деваться некуда от глупости”. (Э.Хемингуэй “По ком звонит колокол”.) Что толку искать теперь виновных, если все это было в нас самих. Кто-то понимал лучше, кто-то хуже, но зачем-то мы все же сюда ехали... Через три дня самолет, в котором ты летел, начал разваливаться в воздухе на куски над аэродромом, куда он должен был сесть. Твой мозг окоченел от ужаса - ты не верил, что это возможно... Ты прожил всего три дня на этой земле, твоя душа осталась бродить среди этих гор, а то, что осталось от плоти, поехало в цинковом ящике домой (Твоей ли плоти? Что могло остаться целым в этой "бетономешалке"?) ...Нет, это было не с тобой. Это могло произойти и с тобой, но произошло с ним, которого ты хорошо знал, чье пламя теперь теплится в тебе одним из шести огоньков. И произошло это несколько раньше. Судьба? ...Еще не раз ты будешь задавать себе этот вопрос, и каждый раз с замиранием сердца ждать ответа. Чувство направленного в тебя ствола так и останется в тебе до конца. Ты будешь верить ему и не верить себе. Не верь тому, кто говорит, что верил в свою звезду. Сейчас мы все смелые, сейчас, но не тогда. Там и тогда мы были суеверны, как дети, и как дети беспомощны перед этой чертовкой, которую рисуют в детских книжках с косой. Ты так и не понял ее систему выбирать жертвы, но мог предположить, что перекрестие не раз сойдется на тебе. И не сошлось оно на тебе лишь потому, что сошлось на других. А ты спрашиваешь, как теперь жить и стоит ли. Но не забудь, что свечи горят, а души бродят. Да, да, не сомневайся, я тоже раньше не верил в это. Потом был другой южный город, глиняный забор, фанерные модули. ...Когда первые восторги по поводу твоего приезда улеглись (ты многих из этих парней знал прежде), ты вышел в ночь и пытался заглянуть в свое будущее, глядя на звезды. Чужая земля, чужие звезды - это было впервые. Реальность всего этого пока не осознавалась. Это потом все станет хорошо знакомым, а все то, прошлое, неизменно далеким, как будь то между "тем" и "этим" лягут не километры, а века... Это потом ты станешь недоверчивым к людям не твоей крови, как лиса. Тебе будет казаться странным, что где-то люди не боятся ездить по дорогам, летать, просто спать... Нет, разумом ты это все прекрасно будешь понимать, разумом, но не чувствами. Но это будет потом, а сейчас тебя била легкая нервная дрожь: рулетка раскручена. Ночь напоминала о вечном... “Кандагар продолжает занимать в планах контрреволюции первостепенное место. Не случайно, что треть всего оружия и боеприпасов, поступающих из Пакистана, направляется с караванами именно в Кандагарскую провинцию. Как раз здесь находится большинство западных советников. Продолжаются ночные нападения на армейские посты...” (“Известия”, 05.12.87 г.) Разговор на пересылке: - Ты откуда? - С Кандагара... - Как, ты еще жив? Уже на следующее утро, сидя на “броне”, ты будешь мчаться к южным горам. И впервые ты совершенно генетически ощутишь на зубах металлический вкус взрыва. ...Яркое безцветие переворачивающегося мира рухнет секунду спустя в черный провал небытия. И вселенский, уже не пугающий сознание звон там, на дне. Все. Все кончено... ...Все так и будет. Все будет именно так, если... если... И каждой гусеницей, и каждым колесом ты, до конца всей этой эпопеи, будешь чувствовать, все неровности этой древней земли, как голой кожей. И родилось это чувство в тебе в первый же миг движения того первого дня. Страна древняя, как сама история, как эти горы. И люди, которые любят ее, как ты любишь свою. Не многое изменилось для нее за тысячи лет. Но кто-то решил, а тебе внушили, что эту землю, этих людей можно убивать. Да, да: “ты был солдат, ты выполнял приказ”. В истории это уже было, не раз. Было. Ты помнишь эти кочевья, кишлаки, в которых жили только женщины, старики, дети. А мужчин не было. И каждый пятнадцатилетний - потенциальный враг. Враг? Кому враг? Почему враг? Ведь это ты пришел на их землю, а не они на твою. Для кого ты воевал ее, не для тех ли, с кем воевал? А ведь это и был народ. Механизм, надежно работающий не одно десятилетие, сработал и на этот раз. С лязгом захлопнулась дверца мышеловки, на этот раз за тобой: "Ты выполнял приказ..." Наше бездумье позволяет ему раз за разом безотказно срабатывать, наше нежелание делать каждый раз моральный выбор. Мы все солдаты: кто в окопе, кто за партой, кто у станка. Мы сбрасываем с себя всякое бремя моральной ответственности, предлагая нести его людям, которые от нашего имени, нашими руками пластают свою и чужую землю". А мы выполняем приказ..." И в том наша беда, что приходится платить каждый раз за такие уроки человеческими жизнями. Ну, хорошо, это ты здесь стал вдруг такой понятливый, а тогда и там? Сначала (в голове) была каша. Ты был хорошим солдатом своего правительства и верил в общем-то его словам, пока не увидел все своими глазами. Нет, ты и раньше понимал всю ненужность этой войны, нашего участия в ней, но причину ее начала и продолжения искал не в нас самих (и уж не в себе самом), а в неких третьих силах. Но и потом, кода стал кое-что понимать, не договаривал себе, цеплялся за спасительное: "А может, не зря?" Считал, что права нет судить, быть слепым винтиком удобнее. Каждый по-своему оправдывал свое пребывание там и необходимость убивать. Многие слепо следовали приказу. Кто-то мстил за бесполезную смерть друзей и не столько, казалось, "духам", сколько всему миру. Были просто игроки. Вели азартную игру "кто - кого". Кто понимал всю абсурдность этой войны, видели смысл в сохранении жизни людей. У кого-то весь смысл свелся к погоне за внеочередными званиями, и должностями, орденами (что обесценило их в конец), деньге и шмотью... Много было всяких, но вот "ура – патриотов - интернационалистов" - увы! Наверное, опять не повезло, наверное, они были в другом месте. Впрочем, вру, "патриоты-интернационалисты" были. Одни - кто искренне заблуждался, другие - кому было "по штату положено", что не мешало, однако, последним подпадать под одну из вышеназванных категорий. К категории “искренне заблуждающихся”, частью от недостатка информации, частью от уже укоренившейся привычки к бездумью. Первое соприкосновение с войной. Для всех по-разному. Кто-то и понять ничего не успевает, так все быстро кончается, кто-то будет глядеть на все со стороны. ...Вертолеты касаются земли, люди выпрыгивают; минуту спустя все стихает. Все забились по щелям, ждут ночи. Жарко, жёлто, пустынно... Спасительно-враждебная темнота, опускающаяся на землю, напоминает - пора идти. Пора идти искать дорогу, тропу, по которой ходят и ездят те, "другие". Пакистан рядом, вот эти горы... нет, не Пакистан, но ущелье и дорога, которая по нему идет - оттуда. Пора? Последний взгляд на небо... Пора! Двадцатичленная, ощетинившаяся стволами змея-группа растягивается в остатках света дня. Три человека впереди на удалении, три позади - дозоры. Если ребята не сработают - накроют всю группу. Сколько человек прошло до тебя этой тропой, тропой войны? Эта земля, кажется, населена духами востока, реальность происходящего стирается. Эти горы видели и фаланги Македонского, и орды Чингиз-Хана, и экспедиционный корпус англичан. Эти древние степи истоптаны миллионами пар ног и копыт; сколько легионеров уже твоего времени оставили на ней свой след... И вот теперь ты навечно бросаешь часть себя на этой земле, земле, не ведавшей покоя ни в одном столетии. Что принес этой земле ты, ты, легионер двадцатого века?... Уже ходит где-то рядом ЕЩЁ не убитый тобой, а на острие пули, уже отлитой пули, кто-то носит твою смерть. Ты снова ученик. Кто-то учится сеять хлеб, кто-то - строить дома, ты учишься убивать... или защищаться(?), или защищать? М-мда.... Сколько раз в жизни ты уже начинал "с начала". Но на этот раз, кажется, все гораздо серьезней. Все будет без отметок, и времени зачастую исправить ошибку не будет, а "двойки" и "тройки" обернутся человеческими жизнями. “...Тут всегда старательно ищешь наиболее благоприятные условия для убийства, неизбежно связанного с работой... Разве громкие слова делают убийство более оправданным? Разве от этих громких слов оно становится более приятным делом? Ты что-то уж больно охотно взялся за это, если хочешь знать...” (Э.Хэмингуэй “По ком звонит колокол”) Из дневника: Сентябрь 1987 год. “За ночь доходим до горы и залезаем на нее к рассвету. Прячемся в скальных расщелинах. Ночи уже холодные, наверху сильный ветер. Весь день лежим. С утра воздух постепенно прогревается и днем уже жарко. ...Вечером вокруг нас начинает крутиться отара овец. Посланные парни после того, как расстояние оказывается критическим и группа рискует быть обнаруженной приводят двоих пастухов. Обращение с ними самое грубое, может, так и надо? Во всяком случае, командир сам подает пример для подражания...” “Забитые и запуганные, В глаза бросается нищета. Одеты кое-как. Тела высушены на солнце и ветрах... Пинки и зуботычины. Что несем мы этому народу? Зачем мы сюда пришли?” То, что пришли зря, хватает ума понять ещё в Союзе, но как она, война, выглядит на самом деле, возможно только отсюда, если... если захотеть. Выход заканчивается безрезультатно. Противник обнаружен не был. Но на обратном пути происходит нечто, что заставляет серьезно задуматься. На “вертушках” забирать нас прилетает замкомбата... Дневная жара спала. До темноты оставалось минут сорок, когда два Ми-8 и два Ми-24 “птерадактеля” (так называли иногда в шутку эти боевые вертолеты и впрямь напоминающие своими очертаниями в анфас древних летающих ящеров) выскочили на малой высоте в лучах заходящего солнца из-за шоколадных скал. Внизу кишлачек-хуторок: два домика, два сарая, арык, вытекающий из кяриза, бахча, несколько деревьев... “Досмотрим, - бросает “Борода”, - в прошлый раз были стволы”. “Брюханы” с десантом садятся за ближайшим бугром, "птерадактели" с воздуха прикрывают действия десанта, ведут предупреждающий обстрел близких скал. Секунды спустя из пыли, поднятой севшими вертолетами, начинают выскакивать фигурки цвета "хаки". Цепочка людей бегом приближается к кишлаку. Кишлак молчит, предчувствуя недоброе. Жителей не видно, это настораживает. Наконец нервы людей не выдерживают. Сначала редко, потом, по мере вхождения в азарт, все чаще и чаще и наконец, сливаясь в сплошной треск, заработали автоматы. Пули втыкаются в стены, крошат на бахче арбузы и дыни. Секунды спустя солдаты начинают "шмонать" кишлак. В сараи, в дома, в кяриз летят гранаты. Пытается устоять на ногах раненая корова, солдаты с пояса стреляют по разбегающимся курицам. - Пусто ни стволов, ни людей. Загорается соломенная кровля дома, солдаты начинают отходить. И тут, среди не остывших страстей... раздается детский плачь. Это был даже не плачь, это был вопль существа, впервые ощутившего равнодушный к человеческой жизни холод войны. Боже мой! Это не возможно еще раз пережить! Этот обломок человеческого бытия, невесть как уцелевший во всей этой вакханалии, протягивал свои ручонки и искал защиты у людей, которые так бездумно, больше из баловства, разрушили его Мир. Вертолеты ждать не могли. На горы опускалась темнота... 
|
| Категория: Проза | Просмотров: 87 | |
| Всего комментариев: 0 | |
