Пономарев Иван Андреевич
Во имя высокой цели:
Рассказывают воины, с честью выполнившие свой интернациональный долг на земле Афганистана

 

Аннотация издательства: Авторы этой книги — воины-ленинградцы, проявившие героизм и мужество на афганской земле, — повествуют о суровых днях боевых испытаний. Выполняя свой интернациональный долг, они помогли афганскому народу отстоять свою независимость и свободу, спасли тысячи детей, стариков и женщин от кровавой расправы наемных убийц и террористов. Их подвиги навсегда останутся символом советско-афганской дружбы.
Ефрейтор запаса А. Горшечников
Отвага — спутница удачи
Я шел на улицу Толмачева, в наш прославленный аэроклуб. Шел и думал о том, какой будет встреча с ребятами, о чем буду с ними говорить. Наверное же о том, как сам искал дорогу в небо, как оказался в разведроте парашютно-десантного полка, прошедшего славный боевой путь.
— Для того чтобы стать десантником, необходимо совершить как минимум три прыжка с парашютом, — сказал нам инструктор парашютного звена аэроклуба Н. Кравченко. — Этого достаточно, чтобы проверить молодого человека, на что он способен. Если он, преодолев страх, трижды шагнет в небо, то будет смело выполнять и другие сложные задачи.
Но, прежде чем сделать такой шаг, предстояло немало потрудиться на земле. Изучал устройство парашюта, способы снижения и приземления на нем, отрабатывал различные упражнения на специальном тренажере. Все действия — от надевания парашюта до приземления — осваивались до автоматизма, так как на благополучный исход прыжка влияли все его элементы. После зачета мы приехали на учебный аэродром.
Кравченко построил нас, осмотрел, дал несколько напутствий и — на борт. Волнуемся, и это объяснимо. Даже такой ас, как неоднократный рекордсмен мира К. Ф. Кайтанов, в беседе с нами, новичками, признавался, что каждый раз, когда выходил на крыло, волновался. «Иначе и быть не может, — говорил Константин Федорович, — волнение заставляет всегда быть настороженным, приучает зорко глядеть вперед. Волнение — это не есть страх...» Впоследствии я часто вспоминал эти слова знатного рекордсмена-парашютиста.
Слов нет, парашютизм — это такой спорт, где возникает немало сложных, а порой и опасных ситуаций. Презрев страх перед высотой, человек бросается в бездну, [6] вверив себя, свою жизнь куску шелка. Риск? Безусловно, но риск разумный, осознанный, основанный на знаниях. И вот долгожданная команда: «Пошел!» Я упал на упругий ветер. О своих ощущениях, когда летел до раскрытия парашюта, ничего сказать не могу, а вот резкий рывок в памяти зафиксировался четко. Увидел землю, к которой медленно приближался, и на душе стало радостно и легко.
Став воином-десантником, я очень скоро убедился, что необходимо много трудиться, чтобы с честью оправдывать это высокое звание. Помимо смелости, десантник должен обладать выдержкой и молниеносной реакцией, уметь мгновенно оценивать обстановку. Именно такие черты и качества вырабатывают в себе солдаты в голубых беретах, олицетворяющие сплав мужества, стойкости и находчивости.
В нашем полку славные боевые традиции. И мы старались их приумножить в боевой учебе, при выполнении интернационального долга на афганской земле, где в 1984 году я оказался вместе с боевыми товарищами.
Когда вдруг раздается сигнал тревоги, усталость как рукой снимает. Так было и в ту душную ночь на горячей земле. Оказавшись в просторном и уютном модуле, я уже предвкушал, как после освежающего ушата воды плюхнусь в постель. Привел в порядок снаряжение, подошел к своей койке, стал готовиться ко сну. И вдруг знакомый сигнал вытолкнул в темноту.
В мгновение ока отделение оказалось возле своего командира — гвардии сержанта Павла Кретова. Он у нас видный, плечи развернуты, как у борца, взгляд прямой, острый. На тренировках не давал поблажек. «Умелый воин, — говорил он, — за себя спокоен». И тренировал до седьмого пота. Кретов учил нас скрытно передвигаться и внезапно нападать, наблюдать за «противником» и ориентироваться на местности, метко стрелять и бросать гранаты, искусно маскироваться и скрытно выходить из опасной зоны. Сам подавал во всем пример. Забегая вперед, скажу, что он в числе первых был награжден медалью «За отвагу».
— За мной, вперед! — пробасил отделенный.
Вскоре боевая машина, поднимая пыль, неслась куда-то в ночь. Я сидел на броне, подставив лицо освежающему ветру. Высоко в небе среди звезд висела луна.
Чтобы сблизиться с бандитами, которые внезапно напали на наших и афганских солдат, взводу предстояло [7]преодолеть немалое расстояние, то и дело рискуя напороться на мину или на засаду.
Машина без особых помех преодолевала всевозможные препятствия. Вел ее гвардии ефрейтор Юрий Замашной, отличный специалист и человек надежный — крепкий, добрый, основательный, одним словом, настоящий сибиряк.
Возле скалы остановились. Дальше, к перевалу, где засели мятежники, пробирались узким ущельем. Вверх-вниз, с гребня во впадину и снова на гребень...
В роли проводника — гвардии младший сержант Андрей Мосин. Среднего роста, жилистый, голубоглазый. Он хорошо ориентировался по деревьям и звездам, по каким-то своим приметам. Все знал, слышал и замечал. Разгадывал уловки «духов» (так мы иногда называли душманов), удачно выбирал объекты для нападения.
По каменистому лобку достигли места, где сходились две невысокие горки.
— «Бамбук!», «Бамбук!» — вдруг ожила радиостанция. — Будьте в готовности!
Задача нашей разведгруппы — сблизиться и упредить бандитов. Короче говоря, сорвать их замысел. Но прежде следовало обнаружить их, установить численность и вооружение.
Зрительная связь ненадежная, а радиостанцией пользовались очень осторожно. Так и продвигались вперед, пока над горами не брызнули оранжевые лучи.
Андрей Мосин нащупал едва приметную тропу. Постоял, внимательно осмотрелся. Ошибаться нельзя. Малейшая оплошность может погубить все дело. К нему подошел еще один Андрей — гвардии сержант Варфоломеев. Нетороплив, осторожен, скуп на слово, но щедр на дело.
— Командир приказал рассредоточиться. Я залег справа от Варфоломеева.
— Кх-х, кх-х, — вдруг издал Андрей свое характерное. — Кх-х, «духи»...
Я глянул в сторону скалистого отвеса. По нему скользнули одна за другой несколько длинных теней.
— Один, два, три..
Шесть душманов спускались вниз.
— Один с буром, — сказал Варфоломеев.
— Нет, с минометом, — уточнил Мосин.
Он — старший. У него буквально минуты на принятие решения. Распоряжения отдавал жестами, кивком головы, [8]взглядом. Каждый понимал свой маневр. Рассыпавшись веером и укрывшись, мы приготовились к бою. И схватка завязалась. Не отвлекающая, какие обычно ведут разведчики, а самая настоящая, когда ни одна из сторон не собирается уступать.
Стрельба прекратилась так же неожиданно, как и возникла. Осмотрелись. Мосин привстал, чтобы сменить позицию, как вдруг перед ним, словно из-под земли, выросли два бандита. Андрей нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало: кончились патроны. В следующую секунду сержант кинулся в сторону, откатившись за валун. Пули, срикошетив, взвизгнули над ухом.
В этот момент с фланга короткими очередями ударил автомат. Гвардии младший сержант Николай Фролов, находившийся невдалеке, бесшумно, будто барс, сблизился с противником, открыл прицельный огонь.
— Спасибо, Фролов, — поднимаясь из-за валуна, проговорил смущенный Мосин.
Николаю Фролову, одному из лучших разведчиков взвода, торжественно был вручен автомат Героя Советского Союза старшего сержанта Александра Мироненко, навечно зачисленного в списки нашей разведывательной роты. В нашем взводе стоит койка героя. 29 февраля 1980 года Мироненко погиб в бою, совершив подвиг.
Старший сержант Мироненко получил приказ вести разведку в направлении горного кишлака. Обнаружив бандитов, воины возвращаться не спешили, хотели поточнее определить их численность и наличие огневых средств. В роте сигнала разведчиков не услышали: радиолуч встретил на пути горную преграду. И тогда, с головой выдавая трех укрывшихся в скалах бойцов, взвилась в небо сигнальная ракета. Александр Мироненко имел право рисковать собой и двумя подчиненными, но не жизнью всей роты...
Был тяжкий, неравный бой. Настал момент, когда патроны все-таки кончились. Дважды раненный, Александр лежал с последней гранатой в руке за камнем. Он ждал пока душманы вылезут из щелей, станут накапливаться. Осмелев, они подходили все ближе и ближе, предвкушая победу. Эхо последнего взрыва слилось с громом автоматных очередей. Это пошли в атаку воины роты...
Дни стояли жаркие — в прямом и переносном смысле. Сверху нещадно палило солнце, а на земле гремели автоматные очереди... Маскхалат все время был мокрый, хоть выжимай. Постоянно хотелось пить: полость рта и язык, казалось, одеревенели от жажды. [9]
— Больше, братцы, не могу, — нет-нет и взмолится кто-либо из нас.
— А ты через «не могу» моги, — откликается отделенный и протягивает баклажку. — Только один глоток. Один, понял?
Глоток воды. Ему не было цены. Но приучали себя обходиться без воды. Одна фляга — и баста. В начале мы с Фроловым выпивали одну за день, а потом ее хватало на двое суток. Человек все сможет, если захочет.
И вот после такой жары горная прохлада была поистине в награду. Погрузились в вертолет, и он понес нас низко над землей.
— Знаменитая Панджшерская долина, — нарушил молчание прапорщик Эдвард Анучин. — Ее еще называют долиной Пяти Львов.
Анучин здесь уже четвертый год. Поднаторел в языке дари, свободно разговаривал с аксакалами, много рассказывал нам о нравах и обычаях афганцев, о разных легендах и преданиях. Прапорщик намного старше всех нас, а стало быть, мудрее и опытнее. Своего старшинства никогда не подчеркивал, но и панибратства не допускал, его строгость была справедливой. «Орел без крыльев — цыпленок, а разведчик без выучки — теленок», — — заметил он как-то одному из солдат, который пренебрегал тренировками. Анучин часто возглавлял поисковые группы, его считали прирожденным разведчиком. За мужество и мастерство он был награжден орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу».
Винтокрылая машина, пролетев над долиной замысловатой трассой, повисла над «пятачком» высадки. Взвалив на плечи грузные рюкзаки, отправились в нелегкий рейд. Такая уж участь разведчиков — быть всегда в движении, проникать в тыл противника, устанавливать его силы, разгадывать замыслы, выявлять огневые средства, А чтобы добыть такие сведения, следовало пробраться в горы. Где-то там мятежники, которые тоже не дремлют, надежно укрыты и вооружены.
...С каждым шагом становилось все холоднее и холоднее. Даже ноша не согревала, хотя кроме пуленепробиваемого жилета, оружия несли сухой паек на несколько дней, диски, гранаты, два пулемета.
Я шел, как обычно, следом за Николаем Фроловым. Он следопыт, что называется, милостью божией. Рожден, чтобы идти по следу, проникать в стан врага, с дерзкой отвагой его выслеживать. Николай изредка оборачивался, мы перебрасывались словом-другим, подбадривали [10] друг друга. Не знаю, кому из нас было легче или тяжелее, кому требовалась помощь или поддержка, но нам необходимо было чувствовать локоть друг друга. Мне всегда было легко с Николаем. Мы о многом переговорили, многое пережили, испытали.
Как-то, помню, идем по склону. Из-под подошв выскакивают мелкие камушки. Глянул под ноги — растяжка. «Стой!» — крикнул я Фролову, шагавшему впереди. Тот замер как вкопанный. Миг на размышление. Он прыгнул вперед, в укрытие, а я — в сторону. И тотчас раздался взрыв минной ловушки.
Когда недельку-другую вместе под огнем побудешь, покрутишься в непредсказуемых ситуациях — до донышка товарища узнаешь. Не зря же говорят, что человек, испытанный в разведке, может считаться выдержавшим самый сложный экзамен, которому только можно его подвергнуть. Одним словом, я довольно часто ловил себя на мысли: как хорошо, когда рядом такой человек, как Фролов, с которым и беда — полбеды!
А группа взбирается все выше и выше. Со всех сторон нас сжимают угрюмые, остроконечные горы со снежными шапками. Дышится все тяжелее, сказывается нехватка кислорода...
На высоте около пяти тысяч метров остановились на ночлег. Быстро стемнело. Поели, немного согрелись, но уснуть не смогли. Видимо, дало себя знать большое напряжение.
Очень, очень тяжело было. Впору дать себе поблажку, а что потом? Попробуй-ка собраться, взять себя в руки. «Надо всегда сопротивляться обстоятельствам, — говорил командир взвода гвардии лейтенант С. Мурин. — Когда раскисаешь, трудности умножаются, а это угнетает, подтачивает волю». Примерно это же внушал нам с братом Димой и отец. Родители нас никогда не баловали. Они работают в одной бригаде на «Электросиле»: отец — слесарем-сборщиком, а мама — сварщицей.
Все отчетливее проступали в предутреннем полумраке скалистые горы. Командир распорядился провести разведку, и мы с Фроловым пошли выполнять задание. Скрытно пробираясь в горных нагромождениях, на одной из высот обнаружили душманов. Сложный рельеф местности, да и приличная высота делали их позицию труднодоступной. Атака была возможна лишь справа, где склон относительно пологий.
Выслушав Фролова, командир решил предпринять обходной маневр. Вскоре редкая, с дистанцией не более [11] двух метров, цепочка потянулась к заданной высотке. Едва дозорные вступили на открытую площадку, как сверху застрочили автоматные очереди. Пули, с визгом отскакивая от камней, высекали снопы искр.
Мы огня не открывали, чтобы раньше времени не демаскировать себя. И вообще наше положение было более выгодное. Душманы, которых мы обнаружили, находились выше, и их передвижение может быть пресечено. Это во-первых, а во-вторых, наш командир заранее продумал систему огня, позаботился о флангах.
Огонь на время прекратился, и было отчетливо слышно, как со склонов посыпались камешки. Значит, противник маневрировал, накапливался для удара. А может, замышлял что-то коварное.
И вдруг на ближней скале, что выступала между чернеющими провалами, заплясали вспышки автоматных очередей. Пули ложились все гуще и гуще. Разведчики в пределах поставленной задачи искали самые лучшие, самые эффективные пути к победе. А на то, чтобы принять решение, отводились считанные секунды. Душманские лазутчики попытались было отсечь одну из наших групп. И тут гвардии ефрейтор Александр Дроздов скрытно выдвинулся вперед и прицельными очередями заставил «духов» отступить.
Отличился и Абдул Велиев. Увидев, что гранатометчик ранен, он рванулся вперед, на выручку. Его засекли. Но Абдул все-таки сумел перехитрить противника. Оказавшись возле гранатомета, он открыл огонь.
Трех мятежников мы взяли в плен, а другие отступили и скрылись между скал.
Высоко в горах в течение нескольких дней мы постоянно находились рядом со смертью, а она сторонилась, отступала. Отступала перед выдержкой, смелостью, риском. Риском, естественно, разумным, основанным на точном расчете, на знании противника, его повадок, его психологии.
И когда наконец спустились вниз, когда перед глазами раскинулась благоухающая равнина, было такое ощущение, будто попали в другой мир. Солнце щедро прогревало прозрачный воздух, не слышалось выстрелов, и даже ветерка не чувствовалось.
Показался небольшой кишлак. Из приземистых жилищ выскакивали дети в тюбетейках и ярких рубашках. Женщины, прикрываясь платками, настороженно выглядывали из-за дувалов. Невдалеке стояло несколько аксакалов. Один из них, высокий, в черной чалме, важно [12] зашагал навстречу прапорщику Анучину. А тот, приложив руку к груди, приветствовал: «Салам алейкум, уважаемые».
Начали объясняться. Помогал гвардии младший сержант Альтшер. Он по национальности таджик, его родной язык в чем-то сходен с дари. Почтенный старик был весьма приветлив, охотно рассказывал о новой жизни, о возможностях, которые открыла апрельская революция, сообщил, что у него семь сыновей: трое служат в армии, а четверо работают в поле. Здесь нас угостили фруктами и ягодами, а мы подарили ребятам сувениры.
Настроение было хорошее, приподнятое. Незаметно стало вечереть. Мы заторопились. До наступления темноты надо залезть на какую-либо из высот. Оставаться в низине, тем более в ущелье, было рискованно.
Шли, оживленно обмениваясь мнениями. Впереди — гвардии рядовой Григорий Веретенников, высокий, подвижный, точно заправский альпинист. Среди прочих его достоинств — поразительные наблюдательность и зрительная память. Он мог в деталях воспроизвести местность и всю обстановку, где приходилось пусть даже случайно, мимоходом побывать. Однажды мы с Гришей находились в подвижном наблюдательном пункте. От его зоркого взгляда не ускользали даже самые хитрые уловки мятежников. Да и храбрости Веретенникову не занимать. Доказательство тому — медаль «За отвагу».
— Впереди водная преграда, — предупредил Веретенников.
Река, мутноватая и бурная, звонко клокотала. Как переправиться на противоположный берег? Моста нигде не было видно, а мелководье встречается обычно на перекатах. Но где это место тут, в горах, найдешь?
— Кто умеет плавать? — спросил Анучин, оглядывая нас. И тут же уточнил: — Кто хорошо плавает?
Оказалось, что все хорошо плавают. Взвод у нас был исключительно дружный. Настоящая единая многонациональная боевая семья. Не сразу, естественно, он стал таким, у любого из нас возникало немало трудностей, особенно в начале службы. Все они устранялись общими усилиями: один за всех, все за одного.
У командира было много помощников. Активно, по-боевому работало комсомольское бюро. Люди проявляли инициативу, старались внести свою лепту в общее дело. Мне, в частности, поручили выпускать боевой листок. Все к делу относились добросовестно, с чувством высокой ответственности. Не надо было, к примеру, [13] спрашивать, кто желает пойти в особо опасный поиск. В этом просто не было необходимости. Так же, как, впрочем, и отдать кровь раненому товарищу. Любой из разведчиков, наоборот, огорчался, если его группа крови кому-то не подходила.
— Ефрейтор Дроздов, ефрейтор Горшечников и рядовой Горбачев, за мной! — после некоторого раздумья распорядился прапорщик Анучин.
Мы подошли к реке. Нашли кое-какие подручные средства. Веревка у нас своя. Быстро сделали связки. И — в воду. Она была холодная, неприятно обжигала. Работали дружно и споро.
Когда натягивали страховочный фал, к Анучину подошел офицер.
— Минометный расчет атакован бандитами, — сказал он.
Дальше можно было не продолжать. Прапорщик понял все, как говорится, с полуслова. Он только уточнил координаты.
Во главе с Анучиным переправились обратно. Тем временем совсем стемнело.
— Сюда, ребята, — подал голос Веретенников, поджидавший нас на берегу.
Он сообщил, что невдалеке обнаружил одинокую постройку.
— Веди! — бросил Анучин.
Под ногами предательски зашуршала сыпучая галька. Перемахнув через дувал, оказались на просторном дворе. Анучин схватил дряхлую тахту и собрался было кинуть ее на крышу. А здесь крыши, как правило, чисты, обмазаны глиной. На них сушат ягоды шелковицы, отдыхают, совершают утренний намаз.
— С тахты тебе удобнее будет наблюдать, — пояснил Веретенникову свою затею прапорщик.
И в этот момент из дома вышли трое «духов». Не знаю, чем бы все кончилось, если бы не Анучин с его мгновенной реакцией. Несколько движений, отработанных до автоматизма, — и полоснула очередь. Следом ударил Веретенников, находившийся на крыше. Бандитам оставался один выход — вскинуть вверх руки.
Один из пленных сообщил, где находятся минометчики...
* * *
Как бы трудно ни было в поиске, как бы усталость ни угнетала — в лагерь мы всегда возвращались подтянутыми, [14] а нередко и с любимой песней. Мосин с Фроловым запевали, а остальные дружно подхватывали:
Мы, воины-десантники, —
Веселый и дружный народ, 
И с песнею крылатою 
Вперед разведрота идет...
Время, как всегда, до предела спрессовано, строго расписано, да и непредвиденных ситуаций хватало, но выкраивались часы и для отдыха и маленьких праздников. Устраивали концерты, отмечали дни рождения, играли в футбол. Однажды наша сборная встречалась с афганской и выиграла со счетом 4:2. Я в этом матче защищал ворота.
Помню, приближался Новый год. По-разному приходилось встречать этот самый радостный праздник. Как-то будет теперь? Хотелось, конечно, отметить интересно и весело. И наши надежды в какой-то мере сбылись. В предновогоднюю ночь мы находились в засаде. Сложили из камней просторное укрытие, соединили его ходами сообщений с запасными ячейками. Обложили его матрасами и простынями. Расстелили плащ-палатку, выложили на нее все свои лучшие припасы. Взводные умельцы оборудовали елочку. Был и Дед Мороз с мешком, наполненным сувенирами. Предусмотрительность тоже одна из черт разведчиков...
Запомнился и день рождения. Ребята устроили мне настоящий праздник. После поздравлений Николай Фролов взял в руки гитару, тронул струны и запел:
Я тоскую по родной земле, 
По ее рассветам и закатам, 
На афганской выжженной земле 
Спят тревожно русские солдаты. 
Так что ты, кукушка, погоди 
Мне дарить чужую долю чью-то. 
У солдата вечность впереди, 
Ты ее со старостью не путай...
Песня оборвалась тревожным сигналом. Бронетранспортер доставил нас в заданный пункт. В туманной дымке отчетливо проступали зубцы заснеженных гор. Подошел командир взвода гвардии лейтенант Степан Мурин.
— Какой же тебе преподнести еще подарок? — широко улыбаясь, проговорил офицер. — Мины взять, что ли, у тебя.
Я стал сопротивляться, но взводный тоном, не допускающим возражений, резюмировал: [15]
— Должен же ты почувствовать свой праздник. Самый главный праздник в году.
Что я мог сказать в ответ?
— Спасибо, товарищ гвардии лейтенант, — волнуясь, сказал я. — На ваш главный праздник я тоже что-нибудь придумаю.
— Вот и договорились.
Авторитет этого коренастого спокойного офицера был непререкаем. Человек волевой, умный, обладающий удивительным хладнокровием и душевным обаянием, он настойчиво прививал нам лучшие боевые качества, гордость за свою профессию.
— От других зависят благоприятные обстоятельства, — говорил он. — А удача зависит от нас самих. Чем опытнее разведчик, тем искуснее он в своих действиях, тем успешнее выполняет боевую задачу. Отвага — вот спутница удачи в нашем деле...
Мы гордились своим командиром, а он — своими подчиненными. Как-то на заседании комсомольского бюро командир роты попросил Мурина назвать лучших разведчиков своего взвода. Лейтенант, не раздумывая, стал охотно рассказывать о каждом, отмечая те или иные достоинства солдат и сержантов.
Остановившись у скалы, разведчики разбились на небольшие группы. Гуськом поднимались все выше и выше. Слева внизу темнело ущелье. Справа показалось покатое каменистое плато.
Я набрел на тропинку. Замедлил шаг — не нарваться бы на «сюрприз». Не успел сделать еще несколько шагов, как в ближнем кусте послышался подозрительный шорох. Инстинктивно среагировал на возможную угрозу. Оказалось, что это змея. Пригрелась на солнце.
— Гляди, Андрюха, — предупредил кто-то сзади. — С гремучей шутки плохи...
Эхом отдался в горах одинокий выстрел, и тотчас на склонах плато завязался бой. Над головой свистели пули, с треском рвались гранаты.
— Андрей, прикрой, — сказал Годунов, выдвигаясь вперед. Анатолий подполз к укрытию и бросил гранату. Валун, из-за которого строчил пулемет, окутался дымом. На некоторое время все стихло.
Мурин, отдав необходимые распоряжения, с несколькими разведчиками подался вправо к предгорью. Совершая обходный маневр, взводный рассчитывал на внезапность, которая, как сам говорил, удваивает силу удара. Мы тем временем, скрытно меняя позиции, подтянулись. [16]
Ребята действовали сноровисто и умело. Метко разил врага наш снайпер Владимир Зубец. У него в запасе было немало самых неожиданных приемов, позволявших перехитрить противника, подстеречь его, вовремя взять на мушку. Когда представлялась возможность, Владимир «охотился» с кем-нибудь в паре: тот наблюдал, а он вел огонь.
Инициативно действовал и Геннадий Горбачев, коренастый, с выразительными чертами лица парень. Он, казалось, никогда не уставал. И вообще у нас все были физически хорошо подготовлены, имели разряды по различным видам спорта. То, что я до армии увлекался легкой атлетикой, борьбой и даже каратэ, очень пригодилось, сослужило добрую службу.
Словом, бой почти уже был выигран и ничто, казалось, не предвещало беды, но она все-таки случилась. Когда разведчики пробирались к вершине, раздались короткие предательские очереди. Лейтенант Мурин пружиной откатился за валун. Приподнялся и опять сделал рывок. Гибкий и сильный, он добрался почти до того места, где засели мятежники. Вскинул руку, чтобы метнуть гранату, и в ту же минуту упал, сраженный автоматной очередью. Он так и лежал на камнях с зажатой в руке гранатой.
Пусть разум и воспринимает «смерть» как естественную неизбежность, но чувство неприятия ее не могло притупиться. Мы не в силах были поверить в то, что случилось. Я часто вспоминаю любимого командира, награжденного двумя орденами Красной Звезды, рассказываю о нем, о его удивительном жизнелюбии, о его мужестве.
В полной тишине, рассредоточившись, подходили к безмолвному кишлаку. После гор он выглядел удивительно живописным: прямоугольные дворы, окаймленные белыми дувалами, узкие улочки. Вдали крошечные пастбища, чередовавшиеся с бурыми полями. Сверкающие ленточки арыков.
— А где дети? — в раздумье проговорил Мосин. — Детей что-то не вижу.
Действительно, что там, за дувалами? От бандитов всего можно ожидать. Андрей Мосин поднял руку — мы остановились. Нужно было оценить обстановку.
Вдруг послышался размытый горным эхом треск автоматных очередей. Стреляли слева, за скалой, прикрывавшей кишлак.
— За мной, бегом марш! — бросил Мосин. [17]
На сравнительно пологом водостоке рассыпались. Перебегая от укрытия к укрытию, я выдвинулся к валуну. Слева что-то вроде стенки, справа — поле. Залег, и в этот момент в камень цокнула пуля и сразу же срикошетила вторая. Откуда, сволочь, бьет? Стал соображать. Снял рюкзак. И тотчас в лицо брызнула крошка. «О, да тут он не один», — промелькнула мысль. По крайней мере несколько снайперов держали меня на мушке. Выжидали, мгновенно реагируя на каждое ложное мое движение. Пули держали в огневой ловушке.
Знал, что товарищи в беде не оставят. Но сейчас им тоже нелегко: в стороне гремел бой. Вдруг зарокотал вертолет. Я схватился за ракетницу. Щелчок, и яркий факел прочертил воздух в сторону снайперов. Через некоторое время послал еще одну ракету. Получив ориентир, винтокрылая машина развернулась в заданном направлении.
Сзади что-то звякнуло. Оглянулся — Александр Стехов приближался ко мне. Полз, срастаясь с землей.
— Назад, в укрытие! — прокричал я.
Вокруг него зашлепали пули, вздымая пыль с крошкой.
Солнце нещадно жарило. До сумерек еще далеко. Вертолет, выпустив несколько очередей, больше не показывался. Что предпринять?
— Прикрой меня! — крикнул Стехову, который лежал невдалеке за стеной.
— Действуй, — отозвался он. — Слева сзади валун. Александр Стехов недавно пришел во взвод. Москвич, ловкий, сообразительный.
Я толкнул вперед рюкзак. Тотчас брызнула очередь. На ткани образовалось мокрое пятно — сок из банки потек.
Таким вот образом пули могли продырявить мое тело. Неплохо, сволочи, пристрелялись. И конечно же, злорадствуют, живым, должно, думают схватить. От этой очевидной мысли стало не по себе. Ведь последствия представились так ясно — яснее некуда.
Второй час идет бой. Сзади и справа то и дело потрескивают очереди, ухают глухие взрывы. Боевым друзьям очень туго. Впору помочь, а тут...
А что, если подать влево, ударить во фланг? Ситуация не из легких, но надо же что-то делать. Один бывалый старшина как-то заметил, что выхода нет только из могилы. [18]
В разведке высоко ценятся хладнокровие, помноженное на сметку и хитрость. У нас одна из заповедей гласила: если видишь, что один не справишься, на помощь зови себя...
У меня одна «Ф-1». Принимаю решение: бросить гранату как можно дальше и в этот момент сменить позицию. Еще раз огляделся, чтобы наметить возможные пути маневра. Крикнул Стехову, чтобы после взрыва гранаты открыл огонь.
Теперь главное — выдержка, собранность, ни одного лишнего движения. Выдернул чеку. Приподнялся, получше изловчился и что есть силы швырнул гранату. Грохнул взрыв, тотчас слева затрещал автомат. Я опрометью бросился к стенке, ближе к Стехову. Пробежал еще и упал на гальку, в углубление. Вдруг правую руку обожгло острой болью. В глазах поплыли желтые круги. Это случилось 28 мая 1985 года.
* * *
Вручая орден Красной Звезды, офицер Московского райвоенкомата поинтересовался моими планами на будущее.
Планы? Они в духе времени, сегодняшнего дня. Когда меня избрали секретарем комитета ВЛКСМ СПТУ-115, которое окончил до армии, сразу возникло два чувства. Во-первых, необходимости и значимости своей работы, а во-вторых — полной неудовлетворенности ее уровнем. Бумажная круговерть, начальственные звонки, мероприятия, на которые надо загонять молодежь... И это стало повседневной практикой комсомольской работы. Значит, надо было как-то стряхнуть с ребят оцепенение, освободить их от потребительства, пробудить интерес, зажечь, увлечь.
И нам кое-что удалось. Активизировали военно-патриотическую работу, провели увлекательные походы по местам боев, создали музей славы второй партизанской бригады, организовали встречи учащихся с интересными людьми, ветеранами партии и войны.
Как-то мы собрались всей учебной группой. Бывшая наша воспитательница Надежда Семеновна Салтыкова, принимая цветы, волновалась, то и дело повторяла: «Ой, какие вы, ребята, все взрослые, красивые, заслуженные».
Да, действительно взрослые. Например, Валерий Романов. Он первым из всех нас стал отцом семейства. На груди самая почетная солдатская награда — медаль «За [19] отвагу». Волевой, целеустремленный парень. Вот хотя бы такой штрих.
Он стоял перед врачом и чуть было слезу не пустил. Там, в бою, когда нестерпимой болью обожгло руку, сдержал себя, а тут...
— Нельзя, Романов, не положено, — говорил врач в ответ на все его доводы и просьбы. — У тебя еще остаточные явления — пластинка в руке стоит... И вообще окрепнуть, парень, надо...
— Да я крепкий. Хотите, на руках выжмусь?
— Ну, солдат, не устраивай фокусы. Подумай лучше, может, стоит поменять профессию.
Последние слова особенно неприятно резанули слух. Выходит, зря заканчивал училище с красным дипломом и мечтал водить электропоезда?
И все же Валерий добился своего. Без устали тренировался и выдержал трудный экзамен перед строгими врачами. Вскоре Валерий сел за пульт управления электропоездом, его приняли кандидатом в члены КПСС.
Много общего у нас с Игорем Потемкиным, секретарем комитета ВЛКСМ СПТУ-34. Мы учились в одной группе, служили в воздушно-десантных войсках. Обмениваемся опытом, проводим совместные мероприятия, У нас, в Мухинском училище, учится Олег Фролов — брат моего армейского друга Николая Фролова. Олег тоже был в Афганистане, схож с братом не только внешне, но и взглядами на жизнь. Мы вместе ездили на свадьбу Николая.
Мы часто встречаемся, выступаем перед учащимися и будущими солдатами. Ребята остро воспринимают происходящие у нас в стране события, правильно смотрят и оценивают различные проблемы, встающие перед молодежью. Для нас ясно — нельзя уходить от трудных проблем, тем более прятаться за спины старших. Там, на горячей земле, ребята, не раздумывая, бросались в огонь, на выручку боевым товарищам. Так же решительно действуют они и теперь, в мирной жизни. Мы понимаем, что перестройка, которая проходит в нашей стране, требует от нас высокой социальной активности, добросовестного труда. И каждый из нас стремится делом доказать, что не зря мы прошли армейскую школу, не зря участвовали в боях. 


Примечание В конце каждой страницы для перехода на следующую  страницу Нажать ДАЛЬШЕ

ОГЛАВЛЕНИЕ  ЗДЕСЬ