|
08:29
Воскресение
|
|
Осипов Александр Андреевич
02.1983-01.1985 ЗКПЧ ремонтной роты 
Памяти военных врачей
Ограниченного контингента Советских войск в Афганистане Воскресение НОВЕЛЛА
Шёл 1988 год. В бывшем Советском Союзе, в августе, в настроениях простого люда царствовала мысль об отпуске и весёлом времяпровождении вне зависимости от личной деятельности и любых забот. Общество дееспособных отпускников делилось на две неравные части: бывших и будущих. Всякий, кто вспоминает прошедшие дни отдыха - грустен и весел одновременно.Другие - свои будущие отдыхи предвкушают…
Мне выпало в августе того года иное: вернуться в жизнь, на военную службу из медицинского онкологического научно-исследовательского клинического учреждения после длительного, в течение десяти месяцев, травмирующего лечения ракового заболевания. В военный госпиталь, как правило, медицинский персонали пациенты прибывают ранним утром. В восемь утра я пришёл, одетый в повседневную военную форму, пребывая в лёгком волнении, выбрал стул среди прочих, расставленных рядом с дверьми в кабинеты и сел в коридоре для ожидания своего лечащего врача в отделении торакальной хирургии. Принципы и правила лечения в медицинских учрежденияхбывшего СССР,праваи обязанностибольного-военнослужащего, находившегося на излечениив другом учреждении, обязывали прибытьи представиться туда, в данном случае, в военный госпиталь,откуда он был командированв «безнадёжный» контингент «списанных из жизни» людей всех возрастов, званий и регалий. Для меня, офицера, это было предельно понятно, что даже смертельно больной военнослужащий в военном госпитале продолжает служить, мыслить и жить в измерении воинских уставов и приказов командования. Мой лечащий врач, по должности, для меня - воинский начальник со всеми правами воинскихуставов. В коридоре стоял лёгкий шум. За полуоткрытыми дверями кабинетов и палат слышалось звяканье инструментов, едва слышный звон стекла, повелительные ноты в коротких фразах медицинских сестёр, молящие просьбы больных, - жизнь в хирургическом торакальном отделении пульсировала в обычном режиме. События дня в сознании каждого «серьёзного» больного прокручивались как в колесе Сансары нашей вселенной. Дежурная сестра, увидев меня, вероятно, оценив мой белый халат, взятый вгардеробе вестибюля первого этажа лечебного корпуса,как посвящённогов правила учреждения, улыбнулась и строго спросила: - Вы к кому? Негромко спокойно отвечаю: - К начальнику отделения полковнику Николаенко. - Ждите, вас вызовут. Ответ молодой женщины в белоснежном халате, колпаке в виде пилотки на голове, был короткий, как щелчок. С красивым овальным лицом, внимательными серыми глазами, без какой либо косметики, с небольшой косой светлых волос,среднего роста, возраста лет больше тридцати,в моём состоянии волнения, она, казалась мне, имела все шансы быть библейской Мадонной. «Красотка», на мой взгляд, может кому то и жена, ав манерах и движениях,определённо была военнослужащей и вполне осмысленно перемещалась, с папками и небольшими предметамив руках, в пространстве небольшого холла. Помещение с тремя стенами служило дежурным сестрам открытым кабинетомс письменным столом, стоящими на нём телефоном и настольной электролампой с абажуром, тремя стеклянными шкафами с медикаментами. Такая «грация» пропадает, «танец с саблями» - подумалось мне на оперный манер восприятия.О «своём» мыслить не хотелось,про «секс»я забыл после облучения… Изучение всех настенных плакатов о здоровье,напротив моего стула, заняло минут двадцать и не удовлетворило, - старьё... Наконец-то послышались шаги вошедшего человека в коридор, и показался полковник в военной форме. Он взглянул на меня и, сделав лёгкий поклон головы в мою сторону, спокойно начал открывать дверь кабинета Начальника отделения, проворачивая плоским ключом замок, вошёл и закрылся. Спустя пять минут, дежурная сестра подошлак двери и, постучав, получив ответ «войдите», скрыласьв дверном проёме кабинета с коротким докладом. Весь текст остался неуслышанным, как тихо сказанным, вероятно, по служебной необходимости, но обращение «товарищ полковник» громко прозвучало после слова «разрешите». Через шесть-семь минут, дежурная была на своём местеи приветствовала прибывающих на службу врачей и медсестёр отделения. Скоро начнётся врачебныйобходбольных в составе всего лечащего персонала отделения, подумалось мне. Я терпеливо ждал. Больные возвращались из столовой после завтрака и двери восьми госпитальных палат были везде открыты для проветривания, слышны были голоса входивших и короткие реплики о здравии - здоровье и политических новостях. Наверное, думалось мне, в укладе жизни госпиталей всего мира столетиями ничего не меняется.Подобный распорядок вещей был и будет всегда. Культура сообщества, господствующая социологическая парадигма в виде всех составляющих структур власти, именно вся власть в больницах любой страны, выражаютистинное отношение к человеку и его болезням. Чем выше ценность жизни, темлучше лечат и больше тратят за улыбки выздоравливающих людей… Определение симптомов и диагноза заболевания больного, поиск именно для него нужных лекарств, во все времена были главной проблемой лечебного процесса, а путь к восстановлению организма хорошо известен и остался неизменен: человек – есть то, что он ест… Суть дела не в цене и вкусе, а в знании природных гармоний организма и возможностях личности в критические моменты испытаний близким дыханием смерти. Такие правильные мысли для армейского капитана, высказанные вслух, всегда были большой крамолой среди офицеров и, «не приведи, Господи…», политического звена. Я помалкивал среди сослуживцев, мои «афганские» наградные нашивки возбуждали ко мне слишкомнездоровый интерес. Кому-то поручали делать «нехорошие» высказывания,а мои сослуживцы-«простофили», потом страдали от реакции начальства, как свидетелии участники разговоров на «скользкие» темы. События в коридоре быстро развивались, как мне привиделось, по планам «создателя» всего сущего бытия: объявлялись врачебные заключения и вердикты, вершились судьбы, судьбы и судьбы всех заболевших и раненных солдат и офицеров, доставленных из Афганистана и других, в те годы, «секретных» мест планеты. Казалось, кому то в жизни прощалось всё,а другому соседу по палате звучал приговор: лечиться, лечиться и учиться лечиться…Радость и горе стояли рядом для сотен больных, с ранениями и болезнями,молодых мужчин. «Суд Божий…» - подумалось мне, - «Опять попал…». Я ждал своего часа объявления мне врачебного приговора после лечения. «Жить – не жить?» - это уже не для меня. «Жить или слу-жить?» - для меня стоял вопрос… Год назад, известный в мировой науке, в Советском Союзе, ведущий проблемылечения онкологических заболеваний методом лучевой терапии в Беларуси, доктор наук, профессор Галина Муравская предъявила моей личности ультиматум: «Лечение или смерть!». Попробуй, не подчинись… Там, в онкологической клинике, моё «существо» было подвергнуто воздействию жёсткого рентгеновского излучения и биохимических лекарств. Я был тысячу раз за девять месяцев исколот разными иглами для шприцов и капельниц. Моё тело напоминало кухонный дуршлаг. Живых мест на теле было немного, в основном интимные. Жить захочешь, будешь терпеть все «новшества» отечественной медицины. Очень жаль, думалось мне, что наша наука не признаёт ни шаманов, нихиллеров-хирургов Индонезии, где больных не режут, как свиней от горла до пят, а просто истинно врачуют, заговаривают и творят нечто, без дырок в теле, по древним знаниям о системах организма человека. Больше двадцати переливаний крови оставили меня в живых после многократного убийства организма двумя тысячами семьсот рентген на квадратные сантиметры участков облучения моего телаи внутривенных вливаний химиотерапии в течение года. После двух лет афганской войны, в Кандагаре, это было очень крутое решение небес, именно так«обуздать» работу моих мозгов. Руководящий орган, подобнозвёздной галактике моего организма, сознанияи личностив лихорадочном темпе каждой клеткой осмысливал после возвращения из клинической больницы произошедшее чудо моего выживания. Военная форма армейского капитана все мысли и ощущения ставила в служебные рамки выше нижнего и ниже верхнего. Главное действо вершилось: врачебный обход заканчивался и многочисленные передвижения больных и медперсонала после вердиктов врачебного сообщества, «дали миру шанс», поехали из палат каталки и коляски в разные стороны, повезли калек с ранениями и просто больных для процедур и осмотров седых старцев военной медицины. Я уснул и с ужасом вспомнил некий июльский день 1984 года, спустя семь-десять минут, проснулся мокрым от внезапно выступившего пота и короткого прикосновения дежурной медсестры с обличьем Мадонны. Короткий сон мгновенно перенёс меня на дорогу вдоль гряды невысоких горв Кандагаре, уходящую поворотом навысокий мост над рекойАргандаб, в группу из пяти офицеров, стоящих рядомс бронетранспортёром БТР-70, впереди трёх колонн из ста восьмидесяти автомобилей и боевой техники длинной больше двух километров.Впереди них, ближе к мосту, три БТРа и два танка водили стволами по противоположному берегу и в направлении разрывов снарядов. Они, одетые в выгоревшую от палящего солнца, полевую форму из хб обмундирования, в армейских панамах, рассматривали, растущие в вышину на фоне голубого неба тёмно-серые клубы пыли и дыма за мостом, вдоль дороги, в двух - трёх километрах от них. Грохот от разрывов снарядов, выпущенных орудиями артиллерийской батареи 122-мм пушек-гаубиц, стрелявшейс закрытых от глаз позиций, где то недалеко, за небольшой горкой, был достаточно сильным и заставлял всех людей в машинах колонн с открытыми окнами, стоящих офицеров, вздрагивать и громко общаться. Отовсюду, из боевой техники в колоннах, слышались: шипение работающих радиостанций и обрывки текста переговоров командиров. Я стоял среди них, слушал разговоры товарищей, курил, передавая мной привезённую сигарету «Гродно» из Союза, по кругу. Личный состав, вооружение и вся техника в транспортных ив других колоннах Ограниченного контингента Советских войск в Афганистанеопределялся приказом командира части организационно-штатной структурой на время выполнения целей и задач командировки. Находиться в такой колонне, в её походных и боевых порядках можно было только на законных основаниях и по решению командира. Перед выходом колонны из военного гарнизона на построении личного состава всегда отдавался боевой приказ на совершение марша, в котором были сведения о противнике, задача подразделения, соседних подразделений, боевой расчёт на действия в случаях нападения, пожара, стихийных бедствий и задачи приданных групп военных специалистов связи, сапёров, медиков, боевого охранения. А также, кто и кого замещает в случаях гибели командиров, специалистов и водителей. Приказом командира части я был назначен начальником охраны и обороныколонны бригады на время командировки с задачей доставкипродовольствия, ГСМ и боеприпасов в пустынный батальон и в наши склады из армейских хранилищвоенного гарнизона возле города Шиндант. Меня интересовало всё и вся вокруг. Один из офицеров, с полевым биноклем, всматривался в развалины,бывшие жилищами и заборами садов,в иные времена,гранатовых деревьев, фиников, виноградников и прочих растений зелёного цвета вдоль дороги,гдемедленно, перемешиваясь с серой пылью,поперёк «бетонки»,плыли свежие от разрывов снарядовчёрно-белые клубы дыма.Другие, стоящие рядом, обсуждали результатыартиллерийского обстрела с задачей частичного разминирования местности. Пару часов назад, солдаты и офицеры отрядов сопровождения колонн видели в этих развалинах вооружённых людей.Всем было понятно, что афганскиебоевики, одна из местных или чужихбанд, прибывших по пустынным и горнымтропам,готовились к атаке на «трассу жизни». Вероятно,они, называемые по-местному, -«душманы»,заминировали дорогу и всё, торчащее в зелени вдоль неё рядом. Каждыйготовился к выполнению своей задачи и … возможному ранению, никто не думал о смерти.Госпожа «авось» шептала: «пронесёт…».Напряжение людей нарасталос каждой минутой. В слепящий полдень, когда тень от человека имеетдлину пять-семь сантиметров, а температура воздуха, под любым навесом, за шестьдесят градусов, перед поворотом дороги, ведущейза речку Аргандаб, стояли триавтомобильные колонны, проехавшие через город Кандагарпо бетонной трассе, уходящей далее,на север Афганистана, к границе с бывшим Советским Союзом. Это былигрузовые бортовые автомобилиКАМазы и УРАЛыколонны нашей бригады, частью с прицепами, с большими бочками, с тремя БТРами охраны в составемотострелкового взвода, усиленные сапёрным отделением на своих двух КРАЗах,санитарной машиной, автомобилем ГАЗ-66с будкой-радиостанцией Р-140. За ней, на некотором удалении, тянулисьдве, колонны бензовозов,машин-тягачей с длинными полуприцепами ицистернами для топлива,укреплёнными в кузовах железными цепями.Это были, так называемые в те годы,«наливняки»из автобата дивизии, стоявшей севернее от нас пятьсот километров, вобщем военном гарнизоне советских и афганских войск, вокруг аэродрома возлегорода Шиндант.Колонны были усилены шестью КАМАЗамис зенитными спаренными установкамиЗСУ-23-2. Они состояли из двух спаренных артиллерийских автоматических орудий калибром 23 мм на поворотных станках и укреплялисьв кузовах автомобилей. Все грузовики и цистерны были пустые, но для афганских боевиков это обстоятельство не имело значения. Мы знали:им хорошо платили за каждого убитого советского военного и любую сожжённую ими технику. Возможности вернуться назад, под защиту бригады, после прохода улиц и окрестностей города, у нас не было: сзади был «ад»: места и отрезки дороги с названиями Кокаран, ГСМ, Чёрная Площадь с десятками больших чёрных пятен и железными ржавыми «скелетами» от сожжённых машин и боевой техники. Впереди был тоже «ад» длиной в пять километров, с названием «Нагаханский поворот», с разбитыми подрывами от мин мостом и отрезком серповидной по форме, бетонной трассы. Десятки чёрных обгоревших остовов машин торчали внизу от дороги.слева и справа среди зелени и развалин «дувалов» – ограждений участков садов и рядов виноградника из самана. Серая лента дороги была видна, как на ладони, выше разрушенных бывших жилищ и рядов длинных, высоких и узких земляных остатков насыпей виноградников с обеих сторон от дороги. У «дембелей», солдат и офицеров, видевших «всё и вся» на войне за два года, при упоминании вслух этих словосочетаний, поднимались на голове волосы. 
|
|
|
