"Хочешь знать, что будет завтра - вспомни, что было вчера!"
Главная » 2019 » Март » 7 » ВВОД ВОЙСК В АФГАНИСТАН
05:28
ВВОД ВОЙСК В АФГАНИСТАН
ПЕТР ГОНЧАРОВ:
«ВВОД ВОЙСК В АФГАНИСТАН МОЖНО СЧИТАТЬ ОШИБКОЙ,
                                                                  НО ОН БЫЛ НЕИЗБЕЖЕН»
 
Редакция Портала МГИМО публикует эксклюзивное интервью с независимым экспертом-афганистом, выпускником Военного института иностранных языков Петром Гончаровым. Петр Васильевич провел на афганской земле свыше пятнадцати лет: в 70-е годы работал по линии военно-технического сотрудничества, а в 1986–89 гг. возглавлял группу переводчиков при Генеральном Штабе Министерства Обороны Демократической Республики Афганистан. Перед его глазами прошли события 70-х годов, непосредственно приведшие к вводу советских войск, ввод и нахождение ограниченного контингента в 80-е годы, жизнь Афганистана после 2001 года.
— Как начиналось военно-техническое сотрудничество Афганистана с Советским Союзом?
— Военно-техническое направление было самым перспективным и одним из ведущих в советско-афганском сотрудничестве. Этому есть объяснение: в сущности, именно на основе этого сотрудничества мы и «входили» в Афганистан, на его основе развивались и другие направления советского присутствия. В Кабуле строились жилые микрорайоны, потом — домостроительный комбинат, который начал поточное возведение «пятиэтажек». К моменту ввода советских войск в афганской экономике при нашем участии реализовывалось около ста проектов.
Советский Союз нуждался в Афганистане. Не нужно утруждать себя какими-то изысканиями или анализом, чтобы обосновать этот тезис: Афганистан — очень специфический регион Центральной Азии, «южное подбрюшье» советской границы. Исторически Россия стремилась к тому, чтобы афганское руководство лояльно относилось к нам, это была своего рода политическая традиция.
В конце 50-х гг. США попытались втянуть Афганистан в блок СЕНТО, однако Кабул остался верен политике неприсоединения. После этого американцы пригрозили разрывом соглашений о военной помощи. Как только эти слова прозвучали, афганцы моментально развернулись в нашу сторону, и, собственно говоря, не прогадали. К середине 60-х гг. мы окончательно вытеснили американцев из Афганистана, и в первую очередь — в сфере военного сотрудничества.
— Что можно сказать об афганских элитах того времени?
— Основным проводником просоветской линии в Кабуле был премьер-министр Мохаммад Дауд. Король Афганистана Захир-шах вел себя очень осмотрительно, проводя сбалансированную политику, получая преференции и от СССР, и от США. Внутренняя политика короля тоже отличалась равновесием — он стремился угодить различным этническим группам Афганистана, и делал это весьма успешно: годы его правления (а правил он ровно 40 лет) сейчас называют чуть ли не «золотым веком».
Однако, само афганское общество не получало заметного стимула к социально-экономическому развитию, а время требовало заметных перемен. Вокруг Мохаммада Дауда в то время собиралась наиболее прогрессивная часть афганских элит, и, в конечном итоге, в 1973 году он решился на государственный переворот, воспользовавшись тем, что король находился в Европе.
Надо отметить, что переворот назревал, и, помимо Дауда, подобные устремления имел и зять короля, которого также не устраивало «топтание на месте». Кроме того, планы захвата власти строили и исламисты. Эти три группировки шли к решительным действиям параллельно, и Дауд опередил конкурентов буквально на сутки-двое.
Я был непосредственным свидетелем этих событий, почти участником. На «Харби Пухантун» — высших офицерских курсах в Кабуле — в то время велись занятия по танковому вооружению, и я работал на них с советскими военными советниками. 4-я танковая бригада армии Афганистана переходила на новые для афганцев танки Т-62. С афганской стороны с нашим советником работал офицер Мохаммад Сарвар Нуристани, как впоследствии оказалось — один из активнейших членов группировки Дауда. Одновременно с этим, нашему военному советнику последовало приглашение от зятя короля с просьбой в срочном порядке организовать в афганской десантной бригаде «коммандос» курсы по боевому применению ручных противотанковых гранатометов РПГ-7. А десантная бригада была исключительно лояльна королевскому семейству, ее командир Суфи считался правой рукой королевского зятя.
Только потом мы поняли, что обе стороны пытались сыграть на опережение: зять короля, понимая, что Дауд опирается на танкистов, решил подготовить достойное противодействие. Но он не успел: Нуристани вывел 4-ю танковую бригаду, которая и обеспечила силовое прикрытие переворота Дауда в столице, одновременно арестовав Суфи. Я, кстати, видел эту группу захвата своими глазами — Суфи жил в соседнем доме со мной, а брали его хорошо знакомые мне по курсам офицеры-танкисты.
— Эта ситуация как-нибудь сказалась на взаимоотношениях советских специалистов с афганцами?
— Мы прекрасно чувствовали себя в Афганистане, отношение населения было великолепным. После прихода к власти Дауда это отношение сохранилось. У французов и англичан случались инциденты с персоналом, в то время как к советским специалистам афганцы проявляли подчеркнуто доброжелательное отношение. Был случай, когда машину советских геологов, застрявшую в селевом потоке, вытаскивали на руках всем близлежащим кишлаком.
Как только Дауд пришел к власти, он поставил перед советскими военными советниками задачу: вывести армию из казарм в поле. Мы это проделали, в короткий срок прошла масса учений, начиная с ротных и заканчивая дивизионными. Дивизионные учения под Гардезом, кстати, проводил генерал армии Иван Павловский, главком сухопутных войск СССР. Это прекрасный пример серьезности того внимания, которое Советский Союз уделял подготовке вооруженных сил Афганистана.
В 1975 году в Панджшере был решительно подавлен мятеж исламистов, после чего семь ведущих исламских организаций Афганистана перебрались в Пакистан, сформировав знаменитый впоследствии «пешаварский альянс», и готовились к возвращению в страну, налаживая контакты с Соединенными Штатами. С этого момента и берет свое начало системное партизанское движение против кабульского режима. Кстати, именно в этом восстании впервые «засветился» будущий легендарный полевой командир Ахмад Шах Масуд.
В 1977 году между Москвой и Кабулом пробежала какая-то черная кошка: Дауд начал откровенно разворачиваться в сторону Ирана и Саудовской Аравии. В качестве причин назывались пограничные споры вокруг Амударьи и проблемы с кредитами, запрашиваемыми Даудом. Иран и саудовцы пообещали Дауду помощь, но взамен попросили убрать из страны советских военных советников и «решить вопрос» с Народно-демократической партией Афганистана (НДПА), к тому времени уже набравшей заметную силу.
— А как сам Дауд относился к НДПА?
— Поначалу — прекрасно относился, особенно к фракции «Парчам», возглавляемой Бабраком Кармалем. «Парчамовцы» даже готовили ему «тронную речь» — программу, которую он огласил в 1973 году после прихода к власти. Дальше отношения Дауда с НДПА начали портиться, на них оказывали влияние и волнения, проходившие под весьма радикальными социалистическими лозунгами.
Надо при этом заметить, что умеренное крыло НДПА, тот же самый «Парчам», на социалистическую проблематику смотрело достаточно трезво. Они, строго говоря, и не ставили перед собой такой цели — социалистической революции и построения социалистического общества в Афганистане. Во втором (он же — последний) номере газеты «Парчам», Бабрак Кармаль открыто писал: мы выступаем против какого-либо насильственного проведения социалистических революционных преобразований, наша программа рассчитана на 15–25 лет постепенных реформ, для чего требуется создание единой политической платформы всех прогрессивных сил — не исключая, кстати, и духовенства. Но, как мы видим, история распорядилась несколько иначе…
— Что произошло при попытке «решить вопрос» с НДПА?
— А дальше ситуация развивалась стремительно. 17 апреля 1978 года был убит один из видных «парчамовцев» Мир Акбар Хайбар, главный редактор влиятельнейшей афганской газеты «Анис». Надо сказать, что незадолго до того он порвал со своей фракцией и перешел к их конкурентам в партии — «Хальку». В убийстве с целью мести формально обвинили «Парчам». На похоронах Хайбара зазвучали откровенно антиправительственные и революционные лозунги.
Воспользовавшись таким предлогом, Дауд 26 апреля арестовал всю верхушку НДПА. На следующий день в Афганистане произошла Апрельская («Саурская») революция, свергнувшая режим Дауда и приведшая к власти НДПА.
Надо сказать, что в последнее время появилась масса афганских исследований, в которых «Саурская революция» именуется «переворотом, инспирированным КГБ». Это полная ерунда. Я убежден, что даже размолвка 1977–78 годов была вполне преодолима в рабочем порядке. Дауд, как и прочие афганцы, очень серьезно воспринимал Советский Союз. Помню, как во время переворота 1973 года с утра молчало радио. Как выяснилось, Дауд отдал команду: ждать, пока не последует признания режима со стороны СССР. К тому моменту Дауда уже признали Болгария и Индия, но радио заговорило только после реакции Москвы — объявив, что Советский Союз первым признал новую власть. Это хорошая иллюстрация отношения афганских элит к Союзу.
И, повторюсь, искать в «Саурской революции» какую-то «руку Москвы» — неверно и несправедливо. «Саур», как и переворот Дауда, застал Советский Союз врасплох. Но мы были уверены, что рано или поздно все утрясется, поскольку уже было очевидно, что вытеснить Союз из Афганистана практически невозможно. Афганская экономика настолько глубоко интегрировалась с советской, что никакие посулы иранцев и саудовцев не могли изменить положение. Добавьте сюда проблему с афгано-пакистанской границей: Дауд, казалось, не выносил самого факта существования «линии Дюрана», отделявшей афганский Пуштунистан от пакистанского, желал объединить эти земли под властью Кабула — и в этом вопросе рассчитывал на поддержку СССР в деле строительства мощной боеспособной афганской армии. Советские военные советники, надо сказать, держались от разговоров на этот счет подальше, хотя я еще со времен своей первой стажировки в 1971 году очень хорошо помню прозрачные намеки афганских офицеров: «А знаете, сколько отсюда до Индийского океана? 714 километров».
— Сейчас много говорят о том, что после «Саурской революции» Афганистан находился чуть ли не под внешним управлением Москвы, и провалы кабульского режима — это провалы СССР. Так ли это?
— Советский Союз не ставил задачи построения социализма в Афганистане. Это была инициатива самих афганцев. Надо сказать, что идеи реформ, выдвигаемые лидером «Халька» Нур Мохаммадом Тараки, при той обстановке, в том социально-экономическом укладе были чистейшей воды утопией. И первыми об этом заговорили именно советские специалисты, открыто назвав их самоубийственными. Однако Тараки настоял на своем, ссылаясь на советский опыт коллективизации. Наши специалисты помогать афганцам в этих экспериментах над их собственной экономикой отказались, после чего те сами взялись за аграрную реформу — с плачевным исходом. Попытки как-то смягчить ситуацию со стороны СССР предпринимались постоянно, но давали очень ограниченный результат.
Точно также СССР выступал против радикальной эмансипации афганских женщин — опираясь на весьма неоднозначный опыт установления советской власти в Средней Азии. Мы настаивали на совершенно обратных действиях: рекомендовали постепенно строить стабильное, сбалансированное общество, с учетом традиций и интересов всех социальных сил.
— В военной сфере НДПА вернулась к идее сотрудничества с СССР?
— Да, и очень серьезно к этому отнеслась. В 1978 году меня, как и ряд других специалистов-переводчиков, выдернули из академии, где мы работали с афганскими слушателями, и отправили в Афганистан, работать в уже знакомом нам «Харби Пухантун» по программе подготовке кадров. После «Саура» афганская армия понесла существенные потери: кто-то эмигрировал, кого-то просто поубивали, а Нур Мохаммад Тараки и Хафизулла Амин, лидеры «Халька», придавали большое значение укреплению вооруженных сил республики.
Одновременно были затребованы специалисты, целью которых было создать политические органы в армии Афганистана по советскому образцу. Группу советников Главного политического управления афганской армии возглавил генерал-майор Василий Петрович Заплатин. В «группе Заплатина» собрался ряд специалистов по политическим наукам, и там развернулись нешуточные баталии о природе и сущности «Саурской революции», а также об ее движущей силе. Надо сказать, задача им выпала весьма сложная, поскольку отыскать в Афганистане осмысленное движение рабочего класса так и не удалось.
— Как эволюционировала ситуация в Афганистане после «Саура»?
— Уже в июле 1978 года начали проявляться первые признаки нарастающего противостояния в НДПА между крыльями «Хальк» и «Парчам». 7 августа 1978 года «Парчам» обвинили в заговоре, арестовали значительную часть его функционеров, входивших в состав кабульского правительства, а лидера фракции Бабрака Кармаля фактически выслали из страны, направив послом в Чехословакию. С этого момента ситуация в стране начала устойчиво обостряться, и параллельно росла активность моджахедов.
Человек с ружьем в Афганистане отнюдь не в диковинку. Партизанское движение там присутствовало практически постоянно, поскольку на «линии Дюрана», на границе с Пакистаном, живет масса пуштунских племен, которые центральную власть Кабула никогда не признавали, и поэтому проводили налоговую и таможенную политику так, как считали нужным, ничего не выплачивая в казну. Ситуация была крайне устойчивой, на попытках ее изменить в 20-е годы погорел эмир-реформатор Аманулла-хан, решивший было проучить племя Джадран, и впоследствии ушедший от власти под давлением пуштунского сопротивления.
Жесткое проведение земельных реформ вызвало нарастающий вооруженный протест. Уже в августе 1978 года начали отмечаться случаи минирования дорог в центральном Афганистане.
Одновременно с этим, «хальковцы» отдавали себе отчет в том, что если они решительно не расправятся с исламистами, то те их сметут и не пощадят. Ситуацию осложняла борьба между «Хальком» и «Парчамом». Добившись локальной победы над «Парчамом», «Хальк» заполучил все рычаги власти. Хорошо помню, как афганцы-«хальковцы» указывали нам на нашу же собственную историю: «ну, у вас же были большевики и меньшевики, вы же боролись с отщепенцами?».
— Здесь у нас появляется одна из главных фигур грядущих событий декабря 1979 года — Хафизулла Амин. Что можно о нем сказать?
— Уже тогда все указывало на то, что Хафизулла Амин прокладывал себе путь к единоличной власти. У нас много писали о том, что он был «агентом ЦРУ». Но, в сущности, единственным фактом, указывающим на потенциальную возможность связи Амина с американскими спецслужбами, является то, что он во время своей учебы в США возглавлял афганское землячество, и, как это водится, вполне мог быть «контактным лицом». При этом остались свидетельства, что уже во время операции «Шторм-333» Амин до последнего отказывался верить в то, что советские спецназовцы штурмуют его дворец.
Амин как личность был на порядок сильнее Нур Мохаммада Тараки, но следует признать, что в первую очередь он был совершенно неуправляем, а Советский Союз нуждался в куда более предсказуемом лидере в Кабуле.
— Как произошло свержение Тараки и сосредоточение власти в руках Амина?
— Этот момент я очень хорошо запомнил. 4 сентября 1979 года я (работавший тогда при советнике начальника политотдела «Харби Пухантун») улетал в отпуск в СССР. А надо сказать, что у афганцев начальник политотдела и начальник особого отдела — это всегда было одно и то же лицо, как только генерал Заплатин ни старался их от этого отучить. «Харби Пухантун» в этом смысле был «испытательной лабораторией», на которой мы совместно с офицерами армии ДРА обкатывали все будущие нововведения. Но афганцы, насмотревшись на свежую историю военных переворотов, твердо решили присматривать за армейскими как следует.
Накануне моего отлета пришел начальник политотдела и завел странный разговор: в нашей-де партии появились «оппортунисты». Начал перечислять фамилии и добавил: «и, к сожалению, среди них оказался и наш лидер, Нур Мохаммад Тараки». А мы, продолжил он, горой стоим за верного марксиста Хафизуллу Амина. Это заявление повергло советских офицеров в шоковое состояние, и нам стало очевидно, что Тараки пришел конец.
Далее события развивались стремительно: Тараки был отстранен от руководства партией и убит. То, что мощный харизматик Амин рано или поздно придет к единоличной власти, в общем, было очевидно, это вытекало из всей логики «Саурской революции».
— Как происходил собственно ввод войск?
— С марта 1979 года начали поступать регулярные просьбы афганского руководства о вводе советских войск. Как правило, просили небольшие, но подготовленные подразделения для охраны органов власти и стратегически важных объектов. В конце концов, в начале декабря 1979 года был прислан так называемый «мусульманский батальон», которому ставилась задача охраны аэропорта Баграм. Группа спецназа КГБ «Зенит», впоследствии принявшая участие в штурме дворца Амина, появилась в Афганистане еще летом 1979 года, однако изначально ей ставилась задача только по защите комплекса зданий посольства СССР.
В декабре 1979 года было подписано соглашение о полномасштабном вводе советских войск. В качестве цели их пребывания указывался контроль ключевых объектов инфраструктуры, важнейших магистралей и аэродромом — для того, чтобы разгрузить афганскую армию для контрпартизанских мероприятий. Ввод начался 25 декабря, когда границу перешла 108-я мотострелковая дивизия, а в районе Кабула начала высадку 103-я воздушно-десантная дивизия.
Войска продвигались по афганской территории, десантники разворачивались в Кабуле и его окрестностях, а Амин молчал, не выступал по радио и не сообщал населению о том, что он принял решение пригласить советских военных в страну. Выступление по радио было запланировано на 26 декабря, но Амин отменил его. Более того, в эти дни из окружения Амина доносилась информация о том, что тот проявляет нервозность и недоверие к происходящему, начиная подозревать нарастающие сложности.
Дальнейшая история со штурмом дворца хорошо описана. Лично я считаю, что вся операция «Шторм-333» — вооруженное свержение Амина — была ошибкой. Здесь следовало бы, начиная еще с весны 1979 года, если не постепенно вводить войска, то, по крайней мере, последовательно муссировать вопрос об интересах СССР и безопасности советского персонала. Поднимать вопрос о спонсировании американцами моджахедов, давить на Пакистан.
— Но в ситуации декабря 1979 года ввод советских войск был уже неизбежен?
— В принципе, ни у одной из сторон уже не было другого выхода. Амину нужно было дружить с СССР, ему больше некуда было идти. На него в Афганистане к тому моменту уже «навешали всех собак», вне зависимости от справедливости таких оценок. Союз, в свою очередь, не мог уйти из Афганистана. Необходимо было попытаться найти компромисс, но искать его нужно было раньше, нежели в декабре 1979 года, и очень жестко.
Сейчас много говорят о том, что сам ввод войск был ошибкой. Такая точка зрения тоже допустима. Но давайте представим себе: принимается решение не вводить войска. Что происходит дальше? В Афганистане масса советских специалистов, в афганской экономике реализуется огромное количество совместных проектов, она почти целиком завязана на Советский Союз. К чему приведет наш выход из Афганистана? Либо к хаосу и воцарению исламистов у наших границ, либо к тому, что западные страны скупят страну на корню и перестроят там все по своему усмотрению — так, что мы вообще забудем об Афганистане.
Я не верю в рассказы американских политологов о том, что Советский Союз «заманивали» в Афганистан как в ловушку, чтобы отыграться за Вьетнам. Может они, конечно, и рассматривали такую идею, но что в том толку? Нас не надо было туда заманивать, мы и так заметно присутствовали в Афганистане. Важнее для нас было другое: как в таких условиях не принять решение на ввод войск? Как решать проблему, если не вводить войска? Чем это обернется?
Светские «хальковские» реформы посягали на ислам и на уклад «пуштунвалай», что вызывало мощное отторжение. Амину для того, чтобы удержаться, необходимо было в корне менять свою политику. После того, как «парчамовцы» во главе с Бабраком Кармалем вернулись к власти, кабульское правительство отчаянно пыталось сгладить ситуацию, но мало преуспело.
— Какие задачи ставились контингенту советских войск сразу после ввода?
— Задача ставилась, фактически, одна: не лезть в войну. Встать гарнизонами, обеспечивать стабильность на территории, если втягивают в боестолкновения — отвечать и атаковать. И вот последний пункт, видимо, не следовало допускать.
Существует мнение, что ввод советских войск существенно увеличил количество моджахедов (приводятся оценки, что рост шел с примерно 60 тысяч в 1979 году до 140 тысяч в 1982–84 годах). Тонкость здесь в том, что процесс нарастания вооруженного сопротивления Кабулу начался задолго до ввода советских войск. И, естественно, ввод войск существенно подтолкнул дальнейший рост числа моджахедов. Если бы ситуация при вводе была менее напряженной, а обстоятельства ввода — менее чрезвычайными, то взрыва партизанской активности удалось бы избежать.
— Что вы можете сказать о боеспособности армии ДРА? Как был подготовлен высший командный состав, офицеры, сержантский корпус, рядовой состав? Была ли афганская армия в состоянии самостоятельно проводить контрпартизанские действия?
— Легко могла и проводила. Высший командный состав уровня командиров корпусов, дивизий и бригад был подготовлен блестяще. В Главном оперативном управлении Генштаба ДРА сидели люди с потрясающей подготовкой. С 1986 по 1989 год я руководил группой переводчиков при афганском Генштабе, и наблюдал их работу своими глазами.
Афганцы вообще очень талантливый народ. Талантливый во всем. Эти люди были способны самостоятельно и грамотно разрабатывать детальные планы сложнейших боевых операций без всякой помощи со стороны наших советников, опираясь только на поставленные цели. Штабной аппарат был отлажен идеально.
Афганцы поначалу пытались скопировать комплектацию и управления армией по советскому образцу, вплоть до прямого перевода уставов. Наша группа советников, проанализировав ситуацию, настояла на том, чтобы не трогать сложившуюся систему. Особенно это касалось кадрового сержантского корпуса — развитого, сильного и авторитетного армейского института.
Рядовой состав был подготовлен несколько хуже. Среди него отмечались достаточно частые случаи дезертирства. Сходные проблемы наблюдались и на уровне командиров взводов. Это было уже следствие раскачки общества в процессе радикальных реформ.
Но в целом армия была подготовлена и организована великолепно. Поэтому не удивительно, что после нашего ухода она успешно провела ряд операций против моджахедов в районе Джелалабада в 1990 г. Самое интересное, что как только афганские части начали воевать самостоятельно, в них начисто прекратилось дезертирство.
Кстати, американцы сейчас восстанавливают афганскую армию, опираясь на наши наработки. Наверное, это характеризует качество нашей работы. Правда, американцы опасаются делать ставку на кадровый офицерский состав советской подготовки, и это, пожалуй, их ошибка. Это очень подготовленные люди.
— После ввода советских войск и их втягивания в боевые действия дальнейшее развитие ситуации было фактически запрограммировано вплоть до 1989 года?
— Я бы так не сказал. Приведу пример. В 1981 году я работал с выездной комиссией Комитета обороны и юстиции при ЦК НДПА, которую возглавлял бывший министр обороны ДРА Абдул Кадыр. Тогда как раз создавался институт военных и политических советников при губернаторах провинций. Подспудно готовилась общеафганская Лойя-Джирга, совет племен. В ходе переговоров с представителями племен стало очевидно, что без введения политики национального примирения дальнейшее развитие Афганистана невозможно. Сама идея такой политики принадлежала, кстати, Бабраку Кармалю, и почва для ее проведения начала зондироваться самими афганцами еще тогда — а не по указке из Москвы после прихода к власти в СССР Горбачева, как сейчас пишут некоторые источники.
Лично для меня до сих пор остается секретом, почему Кармаль не решился на этот шаг. Хотя выводы комиссии Абдул Кадыра были однозначны: без такой политики, формирующей широкую платформу для всех здоровых сил Афганистана, нормализация обстановки невозможна. Нужно было пойти на ряд уступок, гарантировав стране мир.
В конце концов, Афганистан все равно пришел к этому позже, при режиме Наджибуллы. Притом что Наджибулла, как я уже сказал, после нашего ухода достаточно легко управлялся с моджахедами, проведя ряд успешных боевых операций. Когда мы уходили из Афганистана, там все работало как часы.
— Что же случилось в 1992 году?
— Все упиралось ровно в одну проблему: поставки горюче-смазочных материалов из СССР. Дополнительные сложности создала жестокая зима 1991–92 гг., а за время нашего присутствия афганцы привыкли к нефтяному отоплению.
В ноябре 1991 года в Москву прилетели лидеры моджахедов во главе с Бурхануддином Раббани, я тогда как раз работал с этой делегацией. Раббани встречался с Ельциным. Насколько можно судить, Андрей Козырев уговорил Ельцина, что режим Наджибуллы — это, мол, осколок отжившего марксистского прошлого, неинтересный для реформирующейся России. Поставки топлива были прекращены. Весной 1992 года моджахеды вошли в Кабул.
— Вот так просто, из-за «осколка прошлого»? Или имелся расчет на Раббани (этнического таджика) как на потенциального проводника влияния в Афганистане?
— Ничего подобного в виду не имелось. На Раббани даже не пытались делать ставку, хотя бы только потому, что попросту не предполагали, чем кончится для России и самого Афганистана приход к власти моджахедов.
Два месяца у власти находился Себгатулла Моджаддеди — первый президент Исламского Государства Афганистан, в этот период в стране было достаточно спокойно. Потом по ротации пост главы правительства получил Раббани — по договоренности лидеры моджахедов должны были править по два месяца, ожидая созыва Лойя-Джирги, которая должна была выработать конституцию.
Раббани же решил с властью не расставаться, в чем его поддержал влиятельнейший на тот момент полевой командир Ахмад Шах Масуд, занимавший пост министра обороны Афганистана, и фактически — хозяин в партии, которую номинально возглавлял Раббани.
Началась гражданская война, приведшая к коллапсу экономики. Мы уходили из Кабула — на нем не было ни одной царапины. Когда я в 2001 году, на волне контртеррористической операции, вернулся в страну, то я не узнал город: целые здания были разнесены в прах.
— Как вы считаете: с режимом талибов можно было договариваться?
— На этот счет существуют разные мнения. Лично я полагаю, что каким бы радикальным не выглядел афганский режим муллы Омара, афганская экспансия никогда бы не вышла за пределы Афганистана. Другое дело — экстремистские организации типа «Аль-Каиды». Или, например, Джума Намангани, вторгавшийся с территории Афганистана в 1999 году.
Но там были и куда более интересные и рассудительные люди — тот же самый Ахмад Шах Масуд, очень рано понявший, что религиозный джихад не успокоит страну. У него потом собрались очень многие афганские военные, подготовленные нашими специалистами.
— Ситуация для войск НАТО в Афганистане сейчас похожа на ситуацию для советских войск в 80-х годах?
— Откровенно говоря, если говорить о тактическом обеспечении операций, то здесь войска НАТО существенно превосходят советский контингент. Работают они там прекрасно, обеспечение идеальное и потерь у них на операциях меньше. Что их отличает, так это глубоко профессиональное отношение к работе. Они просто делают свое дело, без ненужного ажиотажа и какого-то показного братания с местным населением. Военные — воюют, команды по восстановлению территорий (Provincial Reconstruction Team) — строят. Плюс, конечно, весь управленческий механизм отлажен до последней детали. В этом отношении более неповоротливый советский контингент, конечно, сейчас смотрится не совсем выгодно.
С другой стороны, натовцы сейчас допускают ту же самую ошибку, что и мы. Если уж начал воевать, то нельзя воевать вполсилы. Особенно — в Афганистане.
Категория: Публицистика | Просмотров: 512 | Добавил: NIKITA | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]