Кривопалов Олег Владимирович 
(15 ОБрСпН, 40 Армия)
"Вывод войск из Афганистана. Май 1988 г. - февраль 1989 г."

Полковник Кривопалов О.В. Родился 5 февраля 1950 г. в городе Троицке Челябинской области. Окончил среднюю школу 23 в Челябинске. После окончания школы поступил в Свердловское высшее военно-политическое танко-артиллерийское училище. С 1972 года проходил службу на различных офицерских должностях в Туркестанском военном округе в частяж специального назначения ГРУ ГШ. В 1979 году окончил Военно-политическую академию, продолжил службу в спецназе ГРУ. С 1987 года по 1989 год принимал участие в боевых действиях в Афганистане - начальник политотдела 15-й ОБрСпН, с августа 1988 года - заместитель Члена военного Совета - начальника политотдела 40-й армии. После Афганистана проходил службу в Киевском военном округе. С 1991 года - уполномоченный представитель Кабинета министров Украины в Днепропетровской области. Полковник запаса с 1996 года. .   

       "Вывод войск из Афганистана. Май 1988 г. - февраль 1989 г."
Мне довелось выходить из Афганистана дважды: в первой колонне 18 мая 1988 г. и 15 февраля 1989 г. в последней колонне советских войск. Впечатления были очень яркими и в корне отличающимися друг от друга. В чем отличие, думаю, вам будет интересно прочитать? …Май месяц в том году показался нам очень жарким. В условиях стопроцентной влажности в районе Джелалабада в 8 утра температура в тени уже была плюс пятьдесят градусов, а влажность — сто процентов. Даже нашим ребятам, привыкшим к экстремальным условиям и высоким температурам, грозили тепловые удары. Особенно тяжко им приходилось на боевых. А откуда взяться тени в голых скальных горах, когда солнце в зените, а ты на вершине? Поэтому такие случаи, тепловые удары, и даже смерть от солнечных лучей были не единичны. И это было серьезной проблемой выживания. Человека не просто надо было срочно спасать, а оказывать немедленную медицинскую помощь. В таких случаях, если позволяли обстоятельства, пострадавшего спускали вниз, делали это как минимум два, а чаще три солдата. Почти бездыханное тело они передавали из рук в руки, поочередно занимая новую, «ступенькой» ниже, площадку и подхватывая ношу так, чтобы не упустить ее в пропасть, да и самому не свалиться. Внизу у реки его раздевали, укладывали на плащ-палатку и отливали водой. А если этого не могли сделать, то в часть возвращалось безжизненное тело. Как правило, «жертвой» солнца становились физически слабо развитые, неупитанные солдаты. А солдат десантник не может быть упитанным. Нормальный спецназовец – поджарый как волк, без лишнего грамма веса. В конце апреля 1988 года боевая деятельность спецназа сворачивалась. Все меньше групп выходило в засады и вылетало на боевое патрулирование. Все больше бойцы и офицеры проводили времени в парках боевой техники. Полным ходом шла подготовка к выводу бригады на территорию СССР. Первыми движение начали асадабадцы. 23 апреля, в третью годовщину гибели в Мараварском ущелье роты капитана Цебрука, однодневным переходом по маршруту Асадабад - Джелалабад пришла потрепанная колонна, под командованием подполковника Владислава Гилуча. Прибывшие, расположились лагерем на одной из площадок в предгорье за городком 154-го отряда. В ходе марша, который шел очень медленно, вскрылись технические неполадки побитой в боях техники, и поэтому командованию батальона с заместителями по техчасти предстояло до 15-го мая сделать невероятное – отремонтировать всю матчасть. В батальоне на тот момент осталось 46 единиц боевой техники (БТР-80 и БМП-2) и 74 автомобиля. В строю числилось 485 человек личного состава, из них 57 офицеров, 28 прапорщиков. Отсутствовали 18 военнослужащих, находящихся в госпиталях по причине ранений и болезней. Их эвакуацией централизованно занималась медслужба 40-й армии. К этому моменту все служащие СА уже были отправлены в Союз самолетами. Городок отряда спецназа, оставленный в Асадабаде, представлял собой жалкое зрелище: он был весь перепахан снарядами и минами. Торчали сгоревшие перекрытия строений и мазанок. Единственно сохранившиеся здания солдатской столовой и кухни были переданы по акту афганским властям. В автопарке навсегда остался ржавый металлом из сгоревших автомобилей и боевых машин. Особенно тяжкое время пришлось пережить разведчикам за три месяца до вывода войск. Непрерывные обстрелы изматывали психику и увеличивали количество пострадавших. Только 14 апреля в 14.20 во время обстрела ППД Асадабадского батальона было зарегистрировано 11 попаданий реактивных снарядов в автопарк. Сгорели два Зил-131, а у шести бэтээров осколками искрошило колеса. Но самое страшное произошло в районе казарм. В одно из укрытий, в котором скрывался от обстрела личный состав, влетел и разорвался реактивный снаряд. Его осколками были изуродованы шестеро разведчиков: рядовые Коржаков И.И., Левшук В.И., Дорофеев Э.Д., Камбуров В.В., Домилов Н.Н., Абрамян Т.И. При этом двое из пострадавших потеряли нижние конечности и находились в тяжелейшем состоянии. Один из бойцов лишился глаз… Всех раненых на вертолете вывезли в госпиталь на «Сеялку» (66-я омсбр, г.Джелалабад). С каждым днем действия противника становились более наглыми, масштабными и скоординированными по месту и времени. Так в ночь с 23 на 24 апреля, считай на плечах уходящего из Асадабада спецназа, моджахеды перенесли свою подрывную деятельность из Кунара в провинцию Нангархар. Они совершили спланированные по времени налеты на советские и афганские части в Джелалабаде... В 2.20 ночи была предпринята попытка налета на территорию штаба бригады. Группа моджахедов обстреляла часового 5-го поста рядового Белова. В стену рядом с солдатом одновременно попали четыре пули и трассер. Но Белов не пострадал, чудом, в этой ситуации, оставшийся живым, часовой сумел победить свой страх, занять позицию для стрельбы из окопа и расстрелял 24 патрона... тем самым успешно отразив нападение – рассеяв нападающих. Примерно в это же время, в районе Соловьиной рощи на дороге ведущей с аэродрома в городок штаба бригады подверглась обстрелу из засады наша колонна. Среди пострадавшей техники оказался и мой служебный автомобиль Уаз-469, получивший серьезные повреждения. Утром, после технического осмотра, автомобилисты сделали заключение, что он не подлежит восстановлению. В итоге - автомобиль разобрали на запчасти. К великому счастью в обстрелянной колонне никто не пострадал. Все закончилось только нервной встряской... Неспокойно было и в горах. С началом перестрелки в районе Соловьиной рощи и Шамархеля, была обстреляна и дежурная смена станции тропосферной связи Р412(А) отряда спецрадиосвязи бригады, находящаяся на выносном посту "Роза" на вершине горы. После успешного отражения нападения, бойцы прапорщика Неупокой, потушили возникший пожар, и с рассветом спустили в 154-й отряд раненого и обгоревшего солдата. Синхронно в самом Джелалабаде ночную тишину разрезали автоматные очереди. Это моджахеды совершили нападение на несколько постов караула 11-й пехотной дивизии. В ходе перестрелки один часовой погиб, и трое «сарбозов» получили ранения различной тяжести. Вот на таком фоне готовился вывод наших войск, в соответствии с подписанными 14 апреля 1988 года в Женеве документами по политическому урегулированию положения вокруг Афганистана… Министры иностранных дел Афганистана, Пакистана, СССР и США решили, что Ограниченный контингент советских войск должен покинуть территорию Афганистана через девять месяцев. - Что за особый смысл у этого срока? Не знаю? Что касается состава выводимой группировки, то целесообразность ее у нас тогда вызывала большие сомнения. Возникали вопросы: - А почему в первую очередь выводятся боевые части? Ведь восемь батальонов спецназа твердо контролировали обстановку на границах с Пакистаном и Ираном. И вдруг враз, все оголяется и бандитам открывается дорога вглубь Афганистана. Тогда вразумительного ответа мы не получили. Только через шестнадцать лет в книге воспоминаний генерала армии Варенникова «Неповторимое» т.5, «Советский писатель», 2001г., стр.294-295, я получил ответ на этот вопрос. Валентин Иванович описал это так: «Я прозондировал настроение Наджибуллы — как он посмотрит на то, что мы выведем несколько боевых полков из Афганистана в Советский Союз. При этом было сказано, что с его, Наджибуллы, приходом к руководству страной внутренняя и внешняя политика должна быть изменена коренным образом, в частности, в области стабилизации ситуации. Наджибулла колебался недолго. Мало того, что согласился с нашим предложением, он заглянул еще дальше и, сказал: «Вывод Советских войск будет полностью соответствовать интересам и Афганистана, и Советского Союза. Афганистан продемонстрирует свою готовность мирным путем разрешить все проблемы с оппозицией. А СССР еще раз докажет миру, что никаких захватнических целей он не преследует, как это ему приписывают, и что он готов вывести войска так же, как и вводил». Я переговорил по телефону с начальником Генштаба С. Ф. Ахромеевым и подробно рассказал о нашей беседе. Он сразу ухватился за эту идею и начал сразу с вопросов: — А вы уверены, что Наджибулла действительно воспринимает такой акт положительно? А не получится ли так, что накануне вывода он позвонит нашему руководству и скажет, что не хотел бы, чтобы наши части уходили? Не может ли он сказать, что поторопился со своим согласием. Я успокоил Сергея Федоровича, сказав, что Наджибулла, в отличие от других, не станет отказываться от своих слов и свое решение не изменит. Затем последовали другие вопросы, касающиеся непосредственно вывода наших войск: Какие части вы предполагаете выводить? На каких направлениях? Как это отразится на общей обстановке? Думаю, что это будет пять-шесть боевых частей. Именно боевых — другие не прозвучат». В этом месте я считаю необходимо сделать небольшое отступление, для пояснения отдельных деталей... Надо сказать честно, что практический опыт у командования по выводу наших войск из этой горной страны уже был. За полтора года до этого, в сентябре 1986 года, наше командование вывело на территорию СССР несколько мотострелковых и зенитно-артиллерийских полков. Они дислоцировались в гарнизонах, где достаточно сильны были афганские войска и присутствовали наши части и подразделения. Такое положение существовало в местах дислокации 5-й мотострелковой дивизии, где через Герат на Кушку вывели мотострелковый, танковый и зенитно-артиллерийский полки. Из 201-й мотострелковой дивизии, через Кундуз на Термез, — мотострелковый и зенитно-артиллерийский полки. Из 108-й мотострелковой дивизии, из Кабула на Термез, был отправлен один зенитно-артиллерийский полк. Однако вывод растянулся на несколько этапов. Из которых первые были приостановлены в связи с тем, что буквально в нескольких километрах от магистралей, где должны были проходить наши части, были обнаружены (как и следовало ожидать) большие скопления банд мятежников, готовых выдвинуться и массированным огнем взять в свинцовые клещи наши колонны. Войскам была дана команда: «Отбой!» А артиллерийские части и особенно авиация получили команду нанести массированные удары по скоплениям душманов. Первые два часа удары наносились фактически непрерывно. Огневые налеты артиллерии чередовались с бомбоштурмовыми действиями авиации. Затем авиация повторяла свои удары через каждые два-три часа (отдельно самолетами и отдельно — вертолетами). Остальное время методическим огнем артиллерии огневыми налетами уничтожались отдельные цели. Комментарий генерала армии Варенникова: «Через сутки в афганских средствах массовой информации по нашему требованию появились подробные сообщения о том, что, несмотря на просьбы и предупреждения не мешать советским войскам возвращаться на свою Родину, не провоцировать боевые действия, во многих местах банды изготовились к нападению на колонны частей 40-й армии, предназначенные для вывода. В таких условиях вместо нормального движения войска вынуждены были вести боевые действия. И все это — только по вине главарей «Альянса семи», в ущерб афганскому и советскому народу. В итоге все подтянутые к магистралям банды были разгромлены. Гульбетдин Хекматиар хотел «баню»?! Он ее получил. И мы постарались это разъяснить народу не только во всех средствах массовой информации, но и традиционными каналами — на базарах, через караваны, просто через ходоков в кишлаки. При этом оппозиция строго предупреждалась о том, что если кто-то еще раз посмеет перейти к нападению, то последуют наши удары во много крат мощнее предыдущих». Это был военно-политический маневр с целью отбить соблазн развязывать боевые действия. И свой замысел советское командование воплотило в жизнь. После такой «чистки» в сентябре 1986 г. войска вышли без потерь. И вот новое «масштабное» испытание… Как-то оно пройдет в 1988 году?…В начале года, как только закончилась операция «Магистраль» в 40-й армии в рабочем порядке фактически были согласованы все вопросы по выводу. В принципе вся группировка армии делилась ориентировочно на две равные части, каждая из них составляла около 50 тысяч личного состава. Боевым распоряжением командующего 40ОА №01 от 13.03.1988г. нашей бригаде вывод был определен своим ходом в три этапа. 1 из Джелалабада - 15 мая – 228 единиц техники одной колонной; 2 из Газни - 28 мая – 139 машин 177 ооСпН; 3 из Бараков (Суфла) - 10 июня - последней колонной 668 ооСпН из 127 машин. Предстояло своими силами этими тремя колоннами вывести весь личный состав и грузы: 72 т. боеприпасов, 236 т. ГСМ, 60 т. продовольствия, а также 365 тонн прочего имущества. В апреле т.г. министр обороны СССР генерал армии Д. Ф. Язов прислал директиву, в которой определялись все вопросы, связанные с организацией и обеспечением вывода войск. В том числе указывалось, что все войска выводятся за 9 месяцев. Первый этап вывода — с 15 мая по 15 августа 1988 года, второй — с 15 ноября 1988 года по 15 февраля 1989 года. То есть на каждый из этапов давалось по три месяца и на перерыв между ними еще три месяца. Практика же показала, что мы способны были решить эту задачу и в более сжатые сроки, а время, определенное на январь-февраль (самые снегопады в горах и морозы), было выбрано ошибочным. Но, по дипломатическим и политическим соображениям, нужно было время, чтобы власть и народ в целом могли адаптироваться в условиях, когда советские войска ушли. Министр обороны СССР определил и направления вывода. Это были те же маршруты, по которым 40-я армия вошла в Афганистан в 1979 году. На западе: Кандагар - Шинданд - Кушка. На востоке: объединявшиеся в Кабуле маршруты из Газни, Гардеза и Джелалабада. Далее войскам этого направления предстояло преодолеть перевал Саланг высотой более 3000 метров, выйти в район Пули-Хумри и завершить марш в Термезе. Более пятидесяти тысяч солдат и офицеров из 15-й и 22-й бригад спецназа, 56-й десантно-штурмовой бригады, 66-й и 70-й мотострелковых бригад, а также частей 201-й мотострелковой дивизии, покидали Джелалабад, Газни, Гардез, Кандагар, Лашкаргах, Файзабад, Кундуз на первом этапе. Любопытны воспоминания очевидца о вроде бы второстепенных, но важных моментах: «В середине апреля 1988 года меня вызвали на заседание комиссии Политбюро ЦК КПСС, где я докладывал готовность войск 40-й армии к выводу и способность армии Афганистана защитить независимость страны. Заседание вел председатель комиссии Шеварднадзе. Он же и особенно Яковлев проявляли исключительную активность в обсуждении проблем. Но в итоге все улеглось. Однако по двум вопросам решение было принято в сложных условиях. Шла речь о способности афганской армии защитить власть и народ от агрессивных действий банд оппозиции. Вполне естественно, что под давлением Наджибуллы и его соратников в нашем Политбюро сложилось впечатление, что мы, советские воины, нанесли недостаточное поражение мятежникам, а поэтому возможности правительственных войск защищаться сомнительны. Отсюда вывод: в оставшееся время пребывания частей 40-й армии в Афганистане постараться нанести поражение наиболее опасным группировкам противника (и в первую очередь Ахмад Шаху Масуду). Мне совершенно ни к чему было разжигать эту дискуссию, к примеру, таким заявлением: «Правительственные войска способны защищать власть, а если кто-то думает иначе, то заблуждается». Вполне понятно, что это взорвало бы ситуацию, хотя соответствовало действительности и было подтверждено жизнью (почти три года афганцы держались без наших войск). «Поэтому я говорил уклончиво: «Будут приняты меры». «Второй вопрос — об участии корреспондентов средств массовой информации СССР и всех представленных в Афганистане государств. Причем вопрос не стоял: участвовать им или не участвовать, ибо всем было ясно, что такое событие должно широко освещаться. Но проблема состояла в обеспечении их безопасности. Если в пунктах дислокации, которые покидались нашими частями, а также в районах ночевок или у государственной границы безопасность обеспечивалась с высокой гарантией, то во время движения колонн — а все журналисты хотели следовать с колоннами — сделать это было сложно. Журналисты, не имея оружия и средств защиты, при первом же нападении любой банды станут первыми жертвами. Тем более что мы уже имели в этом плане не один горький опыт. Когда дебаты подходили к концу, обратились с вопросом ко мне: а как вы считаете? Я ответил: « Дело добровольное. Все будут предупреждены о возможной опасности. В случае нападения банды каждый должен выполнить команды командира подразделения, с которым следуют корреспонденты. За свою жизнь каждый отвечает лично. Кто опасается — может поприсутствовать при проводах и на госгранице, куда мы постараемся перебросить желающих. Я высказался за такой вариант, чувствуя, что вывод войск будет все-таки безопасным. Кроме того, имел в виду, что почти всем корреспондентам мы все-таки сможем выдать бронежилеты. Со мной согласились». После возвращения из Москвы генерал армии В.Варенников прилетел к нам в Джелалабад, где инспектировал нашу 15-ю бригаду. Заслушал командира и заместителей, осмотрел части, и в целом остался доволен состоянием дел, а перед вылетом вдруг неожиданно приказал: - Силами бригады в течение недели соорудить бункер для остающихся советников на территории Джелалабадского аэродрома. Прямо скажу, приказ был шокирующим, ну какие из наших разведчиков - строители? Но обсуждению он не подлежал, тем более что к руководству работами были сразу приставлены специалисты-строители инженерной службы штаба 40-й армии. К работам приступили немедленно. Строящемуся объекту было присвоено кодированное название "Саркофаг". Основная тяжесть работ легла на плечи личного состава 154-го отряда нашей бригады. 334-й ооСпН не привлекался, так как занимался восстановлением своей материальной части и боеспособности. Мы с командиром бригады нервничали необычайно, ведь проблем с подготовкой к выводу было «выше крыши», а приходилось отвлекаться на совершенно ненужную работу. Не скрою, у нас с первой минуты твердо укрепилось мнение об этом строительстве, как об очередной авантюре. Основным строительным материалом были избраны бетонные "хумы" из периметра ограждения военного городка штаба бригады, расположенного на территории бывшего оливкового завода. "Хумы"- представляли собой полые бетонные кубы со сторонами в полтора метра. Было решено этими блоками прикрыть по бокам и сверху стандартный жилой модуль, в котором до того жили летчики. Сооружение должно было полностью обеспечить безопасность, т.к. не имело окон, а у выхода блоки были выложены изгибом, чтобы пуля или осколок не залетели в помещение. Наши разведроты работали по-стахановски круглые сутки, в темное время суток на площадке включались прожектора для подсветки. Мы с командиром круглосуточно контролировали стройку - мотаясь между аэродромом и штабом бригады. Все наши усилия объять необъятное были оправданы, и, несмотря на ряд сложностей, задача была выполнена полностью. Благодарности за работу над объектом мы не дождались, так как завершили строительство с некоторым опозданием по времени, за что получили разнос вышестоящего командования по этому поводу… Объект получился далеким от совершенства. Бетонные блоки выглядели угрюмо, тяжеловесно и устрашающе... Жилое помещение советников было обнесено монументальной стеной - огромными металлическими сетками, заполненными валунами, в два ряда. Вдоль стены шли минные поля: подвешены на туго натянутых проволоках осколочные гранаты, мины вкопаны в землю. Все было продумано. Это сооружение предназначалось для последнего смертного боя, и инженерная служба армии вместе с нашими солдатами потрудилась на славу. Стоять "Саркофаг" будет вечно, как монумент "шурави". Наши друзья советники, так же, как и мы, отзывались очень скептически о новом фортификационном сооружении. Всем было понятно, что это решение принималось в Москве, в удобном кабинете какого-то начальника и не ведавшего, что такое Афганистан. Группа советников была убеждена, что долго здесь не задержится. Так оно и получилось. На другой день после августовского выхода последнего подразделения 66-й бригады в Кабул поступила тревожная радиограмма о неотвратимости наступления мятежников и срочной эвакуации советников. В тот же вечер прибывшие из Кабула самолеты забрали группу. В середине лета к нам в Чирчик заезжали двое наших друзей-чекистов (Арцыков В.Д. и Микадзе В.) из той группы советников. И с возмущением рассказывали нам свои впечатления о разграбленных военных гарнизонах, переданных царандою, о выброшенных на ветер материальных средствах, и о том, что они (советники) и не думали задерживаться в Джелалабаде. Технические неисправности в подаче электроэнергии и воды делали невозможным их пребывание в "саркофаге". Боевого контакта с противником не было, но в двухстах метрах разорвалась одна мина, что оценили как "подготовку противника к штурму". Задумка начальников не получилась. Важно было показать, что мы остаемся с защитниками города, не бросаем его на произвол судьбы. Нужен был символ нашей стойкости. На деле вышло другое. Два чувства - страх перед противником и недоверие к союзнику - превращались в решающие факторы поведения наших советников. Аппарат советников в Кабуле знал, что делается на местах, но их информация в Москве оценивалась иначе. А мы во всем этом безобразии кляли В.Варенникова... Несмотря на «строительный бум», нарушающий ход подготовки подразделений к выводу, как и было решено ранее, нашей бригаде была оказана честь покидать территорию Афганистана самой первой. А учитывая показательность и сложность вывода авангарда войск армии ее организацией занимался лично командарм Б.Громов, который часто бывал в эти дни в Джелалабаде. Он же лично проводил строевой смотр готовности походных колонн и личного состава частей. Стремительно пролетели две недели мая. Джелалабад, представляющий особую значимость, заблаговременно (т. е. до вывода советских войск) максимально усиливали. Перебросили дополнительно армейские части правительственных войск, боевую авиацию, направили пополнение для доукомплектования частей гарнизонов, боевую технику и вооружение (особенно БТР, БМП, артиллерия). Шла большая организаторская работа наших советников, не зная покоя ни днем, ни ночью, — строилась оборона, проводились тренировки. К тому времени в Джелалабадском гарнизоне были сконцентрированы неприкосновенные запасы боеприпасов, горючего и продовольствия на три месяца. Военные городки, в которых жили части бригады, - казармы, столовые, бани - остались в таком образцовом состоянии, что складывалось впечатление, будто солдаты лишь на минуту покинули его. Кровати были аккуратно заправлены новыми постельными принадлежностями, которые накануне вывода завез из Союза, неутомимый, заместитель командира по тылу Игорь Серзин. На установленных местах лежали даже прикроватные коврики, а под тумбочками - тапочки. Казармы усилиями нескольких поколений военнослужащих выглядели обжитыми и были оборудованы всем необходимым. Без перебоя работал водопровод. Объединенной комиссией советских и афганских тыловых служб были подписаны акты о приеме и передаче имущества. Афганцы подписав соответствующие документы выставили в гарнизонах свою охрану. Утром 14 мая мы полностью освободили занимаемые военные городки. И остановились лагерем в роще на берегу мелкой ручья недалеко от места постоянной дислокации 154-го ооСпН. В сотне метров от нас проходило стратегической шоссе Кабул- Джелалабад – Пешавар, по которому буднично катились «бурбухайки» в Пакистан и обратно. Афганские водители призывно сигналили нам клаксонами, их пассажиры дружелюбно махали руками: «Счастливо шурави!» Вечером того же дня, возвращаясь после совещания у Громова из военного городка 66-й мотострелковой бригады, мы заехали на территорию бывшего штаба бригады. Полковник Старов, обуреваемый чувствами ностальгии к месту, где он прожил два года, решил на прощание заглянуть в свой модуль - в свою комнату. Лучше бы он этого не делал, так как увиденное шокировало его. К этому времени (за один день!) военный городок практически уже полностью был разграблен. Все более или менее ценное имущество - телевизоры, радиоаппаратура, кондиционеры, мебель, кровати, постельные принадлежности — были похищены и проданы через дуканы города. В большинстве помещений не осталось даже ни дверей, ни оконных рам. Последние, кстати, пользовались особым спросом у населения. Увиденное разграбление вызвало очень горькие мысли у нас: - К чему все наши усилия? - Нужны ли были мы здесь? Парадокс! Мы загружали в машины и вывозили на Родину ржавые пустые сейфы, а новую бытовую технику оставляли афганцам. А ведь тогда в Союзе кондиционеры были диковинкой, да и телевизоры, холодильники тоже не были бы лишними. Совершенно понятно, что банальным воровством в массовом масштабе занимались не простые афганские солдаты или гражданские лица со стороны, это могли сделать только власть имущие. Те на кого оставляли мы наш гарнизон. За всем этим отчетливо чувствовалось, что все эти командующие и губернаторы - временщики… люди без будущего… Уже тогда они предвидели, что кабульское правительство продержится без советской военной поддержки считанные недели-месяцы-годы. Так и получилось…Но вернемся к логике нашего повествования. И вот наступило то историческое утро - 15 мая. День начала вывода советских войск. С первыми сполохами утренних сумерек, наскоро перекусив, наша колонна с личным составом на борту вернулась на территорию 66-й бригады. Спешилась. Управление, штаб бригады, отряд спецрадиосвязи, два отряда спецназначения и подразделения обеспечения построились на строевом плацу. От командования армии на трибуне находился член военного совета армии генерал-майор Захаров. Все представители местной афганской власти и общественности прибыли в бригаду для личного участия в церемонии прощания.